В Центральном Тянь-Шане - 6

В сухом неприветливом ущелье, по склонам которого торчат скалы и разбросаны глыбы оторвавшихся камней, подходит к Нарыну река Кёкёмерен, самая красивая из виденных мною, многоводная и гладкая в этом месте, как зеркало, отражающая крутые берега. Голубые воды Кёкёмерена сливаются с мутными, грязными водами мощного Нарына, и сверху, с берега, видно, как в одном русле течёт не смешиваясь различной окраски вода: справа по течению — голубая, слева — коричневая. Приняв Кёкёмерен, через несколько километров Нарын уходит в неприступное ущелье, где нет караванных троп и путник не всегда может быть уверен в том, что он не сорвётся с обрывистых скал в пучину реки.

Из долин Кавактау сплавляли лес: рубили толстые деревья и опускали их на голубое полотно реки, по которому легко и быстро стволы шли на запад. В тесном ущелье близ устья, где река начинает кипеть, пенясь вокруг каменных глыб, перегородивших русло, видна гладкая поверхность отшлифованного рекой камня. На камне надпись, выполненная белыми большими буквами, сообщает о молодом сплавщике леса, погибшем в неравной борьбе с жестокой рекой.

К этим местам мы подходили по трудной дороге. Тропа была давно не хожена, камениста, порой ступенчата. Караван обходил неприступные мысы прямо на реке. Лошади по брюхо в воде, подмачивая вьюки, осторожным шагом шли по неровному, в глыбах, дну реки. Животные чувствовали, к чему может привести неосторожный шаг.

У устья Кёкёмерена караван прошёл вперёд, так как в каменистом ущелье не было кормов. Ночь застала экспедицию на переходе, и вероломные горные тропы не замедлили подшутить над легкомысленными путешественниками.

В тяжёлой мгле расщелины лошади шли гуськом, связанные по нескольку цепочкой. Идущая впереди старая белая лошадь споткнулась о камень и покатилась в ущелье, увлекая за собой всю цепочку. Ничего не было видно, кроме искр из-под копыт коней, тщетно пытавшихся подняться на ноги. Тяжёлый груз увлекал животных вниз. Долго гремели ящики, куда-то далеко катились консервы, и слышно было, как прыгали они с уступа на уступ. Со дна оврага раздалось жалобное ржанье. Кони лежали избитые, израненные, запутавшись во вьючных арканах, с изорванными сёдлами, подвёрнутыми под животы, и тяжело хрипели от душивших их верёвок. Оказывая первую помощь, мы резали верёвки, сбрую, ремни, освобождали лошадей. Они пытались встать, дрожали и жалобно ржали. Больше всех пострадала старая белая лошадь, виновница катастрофы. Исцарапанная камнями, от крови она стала пегой.

В эти трудные дни бездорожья я записал в дневнике: «…дорога от Мин-Куша идёт плохая, малоезженая, всё время придерживаясь реки Кёкёмерен, а затем резко поворачивает на север и уходит вверх по притоку Ходжа-Сойгон. Мы пытались идти дальше по каньону Кёкёмерен, но лошадей сразу же пришлось отослать назад, а пешком мы еле-еле смогли пройти оставшийся отрезок до устья, то опускаясь к самой воде, то карабкаясь по склонам ущелья. Вверх по Нарыну от устья Кёкёмерена тропы нет. Мы втроём на лучших конях сделали попытку пробраться по Нарыну до урочища Тогуз-Тороу, но увидели, что тропа давно не посещалась и окончательно размыта.

Пришлось повернуть обратно и обходить кругом, переваливая хребет. На перевале, на скалах, мы встретили большое стадо диких козлов-кийков. Они с удивлением смотрели на нас, а потом быстро исчезли за скалами».