Наступил 1890 год.
Он уже чувствовал томление от влюбленности в Пащенко, стал скучать. Решил отправиться в Озерки, -- он всегда скучал и по своим, -- дома он чувствовал себя легче. Маша бывала всегда очень рада, когда он возвращался, ей было с кем гулять, разговаривать. Она пробовала сама писать стихи. Но он уже был другим, его мысли и чувства неслись в Елец. Дома он застал полное оскудение. Мать сама уже стряпала, и он с удовольствием ел котлеты, приготовленные ею необыкновенно вкусно: "Нигда таких не ел..." -- Но мясо уже не было их ежедневным питанием.
Ездил в Елец, узнал, что Арсик собирается бросить земледельческую школу, и "хозяйствовать по старинке"...
Весь апрель он прожил дома, переводил "Песнь о Гайавате", которую любил с детства, читая её, в неполном переводе Михайлова, с Николаем Осиповичем.
Евгений Алексеевич уже серьезно присматривал купить маленькое именьице. Землю в Озерках уже запродали и он намеревался отхватить себе некоторую сумму: "За управление имением", -- оправдывался он.
В начале мая Ваня поехал на Воргол к Бибикову, который вернулся домой. Имение находилось на реке того же имени, впадающей близ Ельца в Сосну, приток Дона. Там гостила девица Пащенко. Они "встретились очень радостно друзьями и проговорили часов пять без перерыву, гуляя по садочку. Сперва она играла на рояле в беседке всё из Чайковского, потом бродили по дорожкам. Говорили о многом; она, честное слово, здорово понимает в стихах и музыке..." -- писал он Юлию Алексеевичу.
"Потом мы вместе уехали в Орёл, -- через несколько дней, -- слушать Росси. Опять пробыли в Орле вместе неделю".
(Из его письма к Юлию Алексеевичу от 28 августа 1890 г.).
Свободное копирование
