После того, как я дала кучу подписок о неразглашении тайн, запрещающих и пугающих, Жора Киселев повез меня в «конспиративную» гостиницу. Мы доехали на метро до станции Сокол, а затем на трамвае в направлении деревни «Щукино», до остановки «Покровско-Стрешнево».
Гостиница, вернее общежитие, располагалась в небольшом двухэтажном здании и предназначалась она для будущих сотрудников ПО «Маяк» (тогда, разумеется, этого названия не было). Все мы были откомандированы в Москву, на практику, в НИИ-9. Я хорошо помню, как Жора ввел меня в большую комнату, залитую ярким солнечным светом, где стояло 10 кроватей, две из которых были пустыми, а на остальных сидели, как на подбор, очень красивые, жизнерадостные девушки. Одна из них, которую Жора назвал Нинок (кстати его будущая жена), мне особенно запомнилась: голубоглазая, с пышными белокурыми волосами, с точеной фигурой — она напоминала гуттаперчевую куклу.
— Нинок, принимай новенькую! Расскажи ей все, что надо. Я побежал! До вечера! — произнес Жора и исчез.
Нина улыбнулась ему своей очаровательной улыбкой. У нее были тонкие нежные губы и красивые зубы. Мы познакомились, разговорились. Нина была самая образованная из нас в области ядерной физики. Она уже в то время окончила какие-то курсы по дозиметрии (пусть по нынешним временам и примитивные). А я тогда имела смутное представление об этом разделе физики.
— Вас что специально подбирали по внешнему виду, — шутя спросила я, — одна другой красивее?
— Ну ты тоже к «набору» подходишь, — улыбнулась Нина. — Ой, девочки, — вдруг став грустной, сказала она, — а что с нами станет лет через десять? Скоро, очень скоро мы все умрем, а до этого все станем лысыми, беззубыми и уродливыми, потому что работать нам всем с радиоактивностью. А это очень вредно!
Я посмотрела на красивых, пышущих здоровьем девочек, на жизнерадостную гуттаперчевую Нину, и вероятность того, что она сказала, показалась мне чудовищной. Сердце мое сжалось в предчувствии чего-то неизвестного.
Но это недоброе чувство быстро рассеялось... Я по-прежнему живу в Москве, мне 23 года, на улице ярко светит солнце, а вечером у меня встреча с институтскими друзьями.
— Ерунда все это! —уверенно сказала я, — еще никто толком не знает, как действует радиоактивность! Поживем — увидим! А работа наша очень нужна для страны.
— Да, — откликнулась Нина, — поживем — увидим, как сгорим в цепной реакции. И как станем «подопытными кроликами»! Но ты права, — пока думать об этом не будем, поживем и порадуемся сколько сумеем. (Нина умерла примерно через 10 лет).
Знаменательно, что день 12 августа 1948 г. был увековечен фотографией не только для пропуска. Мои друзья почти профессионально, сделали снимок девять на двенадцать, а когда он был готов, прокомментировали:
— Что-то здесь ты на себя не похожа, уж слишком серьезна!
— Еще бы, — подумала я...
Свободное копирование
