Остановитесь на путях ваших... - 4

IV

Апостолы и пресвитеры собрались для рассмотрения сего дела.

(Деян. 15:6)

В последние годы в тюрьмы и лагеря стало ходить много священников разных епархий и городов. Встает множество вопросов духовно-пастырского, катехизаторского и организационного плана. Они требуют соборного обсуждения, может быть, сначала на страницах церковной печати, а потом на специальном семинаре, конференции или даже Соборе. Наметим лишь некоторые из них.

Необходимо учитывать принципиально разные условия катехизаторской работы с осужденными и находящимися под следствием: осужденных можно собрать в клубе или под открытым небом, или в тюремном или лагерном храме; с подследственными можно общаться только в камерах, только камерами их можно выводить в церковь или молитвенную комнату в месте заключения. У подследственных не может быть никаких связей или контактов, могущих затруднить ведение следствия. Реально подследственный — в руках следователя.

С осужденными в Бутырской тюрьме мы начинали с общей беседы. После беседы служился молебен в темнице заключенных, пел церковный хор; однажды пели молебен с освящением воды двумя хорами антифонно. По завершении молебна священник отвечал на задаваемые вопросы, а затем собирались группы около катехизаторов, а к священнику подходили для личных разговоров. Естественно, возникла серия встреч, состоявших из бесед-исповедей и, наконец, на Светлой Седмице — первая в Бутырской тюрьме Пасхальная Литургия (29.04.92). Потом было еще много Литургий, а на Пасху 1993 г. в тюрьме, во внутреннем дворе состоялся крестный ход вокруг храма.

1. Среди заданных при первой встрече вопросов был такой: «У нас тут многие бывали, хорошо говорят и больше не приходят. Вы тоже поговорите и уйдете?»  Вопрос в том: или сразу и быстро охватить всю тюрьму, или постепенно и терпеливо вовлекать в работу все новые и новые камеры, вести индивидуальную работу с отдельными заключенными, пестуя каждую отозвавшуюся душу, принимая двух и более часовые исповеди; и лишь после того, как появились устойчивые ростки, переходить в следующие камеры. «Вы даже не понимаете, что вы делаете,  — сказали в одной из камер катехизаторам. — Мы уйдем на этап и будем продолжать вашу проповедь в лагерях».

Мы шли в основном вторым путем. Очень важно воспитать в камере своего катехизатора, помочь ему обрести необходимые знания и навыки. Такие православные внутрикамерные миссионеры во многом определяют общий настрой в камерах. Есть, например, камера с красным углом с иконами, лампадой и занавеской, за которую можно зайти и помолиться. У этой же камеры над входом снаружи висит большой крест. В другой на передней стенке прекрасно написана самими заключенными Голгофа с Распятием. Иконы имеются во многих камерах, в некоторых их много, в других — меньше. Ввиду того, что трудно попасть в тюремный храм, осужденные просили, чтобы была создана молитвенная комната. Из-за перенаселенности тюрьмы это сделать трудно, но в мужской и женской столовых сейчас организуются «красные углы», куда бы арестант мог удалиться в удобное для него время. Это — плоды очень медленной постоянной работы.

2. Влиять ли или не влиять священникам на расселение заключенных по камерам? Вероятно, как правило, не следует вмешиваться в эту очень трудную работу администрации тюрьмы и следователей. Но в исключительных случаях священнику иногда приходится просить о разведении кого-то по разным камерам, особенно когда идет речь о смертниках, — когда священник пользуется авторитетом у администрации, он может предлагать свои советы и просьбы. Мне удавалось в этом вопросе находить взаимопонимание с начальником тюрьмы. Узнавая о каких-то безобразиях в камерах от начальства, священник дает им в беседе с заключенными, в проповеди в храме морально-нравственную религиозную оценку. Но никакая информация о жизни в камерах не может поступать от священника к начальству. Он может пользоваться лишь силой своей иерейской власти.

3. Восстанавливать или не восстанавливать институт тюремных священников и в какой форме? Тюремным священником в предреволюционные годы был известный в Москве о. Иосиф Фудель[1], друг о. Павла Флоренского, о. Сергия Булгакова, С.Л. Франка и других известных мыслителей первой половины XX в. Он оставил после себя очень интересные записки тюремного священника[2].

Принципиальные различия церковной и общественной духовной обстановки делают невозможным прямой перенос опыта тюремной работы царской России в государство, возникшее на ее месте. Раньше тюремные священники в своем служении могли опираться на арестантов и тюремных служек, которые в своем большинстве верили в Бога, были как-то знакомы с православием и церковной службой, и многие могли петь на клиросе, ибо они с пеленок слышали церковное пение. Теперь ничего этого нет. Даже в самой Москве в новых приходах часто не хватает опытных псаломщиков, алтарников, регентов. Поэтому священник, связанный только с тюремным храмом, окажется без помощников: без псаломщика, без алтарника, без хора. Следовательно, разумнее идти по пути прикрепления к тюремным храмам священников вместе с общинами. В таком случае к одной тюрьме или режимной колонии и к одному тюремному или лагерному храму может быть прикреплено несколько приходов.

Один из священников должен являться официальным представителем Русской Православной Церкви от конкретной епархии (и. о. настоятеля храма). На него возлагаются обязанности: а) руководить деятельностью отдельных священников и катехизаторов в тюрьме; б) решать возникающие вопросы с руководством тюрьмы; в) давать рекомендации на допущение в тюрьму конкретных священников и катехизаторов.

Необходимость наличия благочинного в тюрьме, где трудится несколько приходов, не требует объяснений. Настоятельная же необходимость церковного контроля за лицами, желающими посещать режимные учреждения от Русской Православной Церкви, объясняется неоднократными попытками уголовных элементов и религиозных групп, не имеющих никакого отношения к Московской Патриархии, прийти в тюрьмы под видом ее представителей, якобы имеющих сан. Последствия бывали маложелательными, — выразимся пока так! Известен случай, когда одно и то же лицо пыталось проникнуть в тюрьму то от одной, то от другой конфессии.

В больших тюрьмах кроме настоятеля полезно назначать отца-ключаря, который ведет организаторскую и хозяйственную работу. Хорошо, если бы он имел и общие ключи, как тюремные надзиратели и воспитатели.

Священник, служащий в тюрьме или лагере, может, опираясь на своих помощников-катехизаторов, сделать свой внетюремный приход местом для частичной реабилитации вышедших на свободу. Уверовавшему в тюрьме приятно прийти к уже знакомому священнику, у него испросить благословения и помощи на дальнейшую вольную жизнь: неизвестно, как новый, случайный священник отнесется к его заявлению, что он преступник, уголовник. А знакомого тюремного священника этим не удивишь.

Только тюремное послушание может оказаться для священника непосильным бременем. У ходящего в тюрьму — тюрьма всегда при нем. Надо иметь радости и заботы нормальной приходской жизни. Опыт мира — нести в тюрьму и лагерь, а опыт тюрьмы и колонии — в мир. С амвона приходского храма полезно говорить о тюрьме, а в тюрьме, в камерах и в храме — о православной жизни, о православных подвижниках благочестия в миру и монастырях.

Многих священников просили прийти к заключенным, но одни говорили: «Тюремный священник — это особая харизма», другие просто мотали головой или говорили: «Это не для меня», а один сказал: «Там могут убить». Среди уголовников тюрьмы я чувствую себя в полной безопасности; скорее могут убить в городском переулке, во дворе, в подъезде собственного дома. Это все несерьезно. Большинство свой отказ оправдывало занятостью в приходе. Но тюрьма — это тоже приход, и нельзя один приход противопоставлять другому.