Я приехал в Москву потрясенный и все твердил: надо скорее перебраться в Ленинград, надо спешить, надо жить в Ленинграде — там люди смотрят в коммунизм.
Но однажды, вернувшись из Филармонии, я очень грустно сказал Поповой: "Нет, мы не поедем в Ленинград. Меня отправляют в Иран...".
И вот новая поездка. С большой группой артистов мы летим в Тегеран. Здесь мы даем концерты частям нашей армии. На этой земле мы больше летали, нежели ходили. Вернувшись, я снова стал думать о своем замысле.
Воспоминания о моей первой поездке в Ленинград и о работе "Ленин" повели меня к тому, что темой Ленина я и начал свою композицию.
Это был как бы пролог, в котором имя Ленина ставило всю композицию под знамена достижений Октября.
Очень редко я прибегал к монтированию стихов со стихами же. Это можно делать иногда, если размеры стихов различны, если они не сливаются в один стих, если они контрастны по ритму.
Композиция — это тяготение элементов друг к другу по содержанию, а не по фактуре и форме.
Стремление подобрать, подстругать похожие тексты один в один — ерунда, полное непонимание стиля композиции или ее жанра. Именно резкие грани, резкие ритмические различия приводят к богатству красок и соединяют в новое, цельное произведение, где грани каждого элемента сверкают, несут свое эмоциональное содержание, работают на общую задачу. И пусть советские поэты на меня не обижаются, что порой произведения их звучат как бы хором. Хор голосов — не плохая вещь, если только ясна цель: о чем поем и зачем?
Итак, возвращаясь к композиции, я хочу сказать, что на этот раз стихи монтировались со стихами.
"Нам от тебя теперь не оторваться.
Одною небывалою борьбой,
Одной неповторимою судьбой
Мы все отмечены. Мы — ленинградцы.
Нам от тебя теперь не оторваться:
Куда бы нас ни повела война, —
Твоею жизнью душа полна,
И мы везде и всюду — ленинградцы.
Нас по улыбке узнают: нечастой,
Но дружелюбной, ясной и простой.
По вере в жизнь. По страшной жажде счастья,
По доблестной привычке трудовой".
Стихи Берггольц — это ленинградский тыл, а совсем близко, рядом, в этом же городе — фронт.
"Тишина. Призамолкла на час канонада,
Скрыто все этой режущей слух тишиной.
Рядом — город бессмертный. За честь Ленинграда
Встали сосны стеной, люди встали стеной!
Тишина непривычной была, непонятной.
Предзакатного. Медленно день умирал.
И тогда вдоль рядов, величавых, как клятва,
С новым воинским знаменем прошагал генерал.
Тишина перед боем. Враг, не жди, не надейся.
Заберет тебя, ночи чернее, тоска.
Здесь, готовые к битвам, встали гвардейцы
Молодые, победные наши войска.
Рядом были землянки, блиндажи в пять накатов.
На поляне в сосновом лесу за Новой,
Обернувшись на запад, на запад, к закату,
Встала гвардия наша в полукруг боевой.
Знамя принял полковник. Снег на знамени — пеной,
Бахрому тронул иней. Даль застыла — строга.
И, охваченный трепетом, командир на колено
Опустился в глубокие наши снега.
И "клянемся!" — сказал он. И духом геройства
Вдруг пахнуло на рощи, поля и луга.
И тогда, как один, опустилося войско
На колени в глубокие наши снега.
Тишина. Все в снегу, больше черном, чем белом.
И тогда над холмом, за который деремся,
Над снегами летящее ввысь прогремело,
Прогремело железное слово:
— Клянемся!"
И, как разрешение, как возмездие, звучало сообщение Информбюро:
"На днях наши войска, расположенные южнее Ладожского озера, перешли в наступление против немецко-фашистских войск, блокировавших город Ленинград. Наши войска имели задачей разрушить оборону противника и этим прорвать блокаду города Ленинграда.
Таким образом, после семидневных боев войска Волховского и Ленинградского фронтов 18 января соединились и тем самым прорвали блокаду Ленинграда".