"Надо мечтать" - 4

 Портрет Ленина нарисован. Не прозвучат ли здесь замечательные слова Ленина из его работы "Что делать?", как обобщающий поэтический образ революционеров, отдающих свою жизнь борьбе за счастье народное?

  "— Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки. Мы окружены со всех сторон врагами, и нам приходится почти всегда идти под их огнем. Мы соединились, по свободно принятому решению, именно для того, чтобы бороться с врагами и не оступаться в соседнее болото, обитатели которого с самого начала порицали нас за то, что мы выделились в особую группу и выбрали путь борьбы, а не путь примирения. И вот некоторые из нас принимаются кричать: пойдемте в это болото! — а когда их начинают стыдить, они возражают: какие вы отсталые люди! и как вам не совестно отрицать за нами свободу звать вас на лучшую дорогу! — О, да, господа, вы свободны не только звать, но и идти куда вам угодно, хотя бы в болото; мы находим даже, что ваше настоящее место именно в болоте, и мы готовы оказать вам посильное содействие к вашему переселению туда. Но только оставьте тогда наши руки, не хватайтесь за нас и не пачкайте великого слова свобода, потому что мы ведь тоже "свободны" идти, куда мы хотим, свободны бороться не только с болотом, но и с теми, кто поворачивает к болоту"![1]

 Звучит "Патетическая соната" Бетховена, усиливающая эмоциональное воздействие этих слов.

 Таков Ленин, ведущий партию, — резкий, непримиримый, обрушивающийся на врага с высоты единственно правильной марксистской теории, несущей в себе победоносное чувство нового. Но есть и другой Ленин — друг трудовых людей, бесконечно отзывчивый к их нуждам, "самый человечный человек". И после съездовской бури он возникает зримо, обаятельный, простой, умеющий заразительно, по-детски смеяться.

 "Старый рыбак, Джиованни Спадаро, сказал о нем:

 — Так смеяться может только честный человек.

 Качаясь в лодке, на голубой и прозрачной, как небо, волне, Ленин учился удить рыбу "с пальца" — лесой, без удилища. Рыбаки объяснили ему, что подсекать надо, когда палец почувствует дрожь лесы:

 — Кози: дринь-дринь. Капиш?

 Он тотчас подсек рыбу, повел ее и закричал с восторгом ребенка, с азартом охотника:

 — Ага! Дринь-дринь!

 Рыбаки оглушительно и тоже, как дети, радостно захохотали и прозвали рыбака:

 "Синьор Дринь-дринь".

 Он уехал, а они все спрашивали:

 "Как живет синьор Дринь-дринь? Царь не схватит его, нет?""[2]

 Тема героической, напряженной борьбы в "Патетической сонате" Бетховена сливается с образом чудесного, веселого и простого человека, живущего великой и благороднейшей идеей о счастье всего трудящегося человечества.

 Этюд Шопена, получивший название революционного, как бы переносит Ильича из тихой Швейцарии в бурю и грозу революционных событий в России. Об этой буре возвещают и стихи Маяковского:

 "Народ

           разорвал

                     оковы царьи.

 Россия в буре,

                     Россия в грозе, —

 читал

           Владимир Ильич

                               в Швейцарии,

 дрожа,

           волнуясь

                     над кипой газет.

 Но что

           по газетным узнаешь клочьям?

 На аэроплане

                     прорваться б ввысь,

 туда,

           на помощь,

                               к восставшим рабочим, —

 одно желание,

                     единая мысль"[3].

 Владимир Ильич нервничает, он ищет возможности вернуться на родину. Трогательно звучит рассказ сапожника Каммерера об отъезде в Россию "господина и госпожи Ульяновых":

 ""Почему вы хотите сейчас уехать? Ведь за комнату уплачено до 1 мая". Он мне на это возразил, что у него срочные дела в России. Ну, я покачал головой, ведь, согласитесь, не шутка потерять деньги за полмесяца квартирной платы, особенно когда лишние деньги не водятся, как это было у Ульянова... На прощанье я ему пожелал счастья и сказал: "Надеюсь, в России вам не придется так много работать, как здесь, господин Ульянов". Он ответил задумчиво: "Я думаю, господин Каммерер, что в Петрограде у меня будет еще больше работы". — "Ну, — сказал я, — ведь больше писать, чем здесь, вы не сможете. Найдете ли вы сразу комнату в России? Там же большая жилищная нужда".

 — "Комнату я во всяком случае получу, — ответил мне Ульянов, — но будет ли там так тихо, как у вас, господин Каммерер, этого я еще не знаю". Немедленно после этого он уехал"[4].

 Очарование этой наивной сцены подкупило нас. Чем трогательнее звучал рассказ сапожника, обеспокоенного, найдет ли Владимир Ильич в России квартиру, тем величественнее звучали строки Маяковского, рисующие приезд Ленина в Петроград.