Итак, мы начали выстраивать первую часть работы. Вот юноша идет по берегу Волги. Слышится протяжная мелодия Мусоргского, она передает безграничную ширь русского пейзажа. Вот Володя Ульянов, сидя на террасе своего домика, под светом керосиновой лампы, читает, склонившись над книгой. В особом музыкальном пространстве, которое создается музыкой, когда прекрасные звуки как бы продолжают повествование, легко переброситься из России, допустим, в Лондон, где на Хайгетском кладбище над свежей могилой Маркса его друг и соратник Энгельс произносит речь. Он говорит о бессмертии дела Маркса. А в России уже подрастает тот, который будет развивать его учение.
Звучит рояль... Музыка заполняет временные переходы, связывает повествовательные куски в единое целое. После того как отзвучали последние аккорды, вступаю я, перенося слушателей в новую обстановку.
"... Было это в конце восьмидесятых годов прошлого столетия в Самаре...
Однажды под вечер теплого майского дня я зашел к Елизарову. У него оказался гость — юноша моего возраста, крепыш среднего роста, с большим лбом и длинными до плеч, густыми, светло-каштановыми, вьющимися волосами, закинутыми назад. Веснушчатое, с первым золотистым пушком на подбородке, лицо его, с веселой усмешкой на пухлых, но крепко сжатых губах, еще носило следы юношеской мягкости. В небольших голубоватых глазах светился быстрый и острый ум. Говорил он усмехаясь, негромким, слегка грассирующим голосом:
— Ульянов! — отрекомендовался он, крепко сжимая мне руку".
Мы считали нужным насытить нашу работу литературными портретами Ленина разных периодов, чтобы сделать его образ зримым, чтобы наши слушатели его видели, следили за его мыслями и действиями.
"Внезапно загоревшись, расхаживая по комнате большими шагами, юноша заговорил об истории революционного движения в России...
Елизаров на первых порах пытался было вставлять в его речь краткие реплики, но вскоре умолк: Ульянов сыпал датами, цитатами, цифрами, историческими подробностями, иногда отвлекаясь далеко в сторону от своей основной мысли и как бы теряя связь с ней, но потом оказывалось, что он нисколько не забывал о ней, подтверждал ее, развивая сложное и строго построенное мировоззрение. Спорить с ним не приходило в голову ни мне, ни Елизарову: под конец его обширной, содержательной речи мы оба должны были только слушать, а юный ученый, по-видимому, чувствовал себя в любимой стихии. Ульянов, засунув руки в карманы и потряхивая длинными золотистыми кудрями, большими шагами как бы вымерял комнату и говорил с увлечением математика, доказывающего совершенно ясную для него теорему. В эти минуты юноша словно вырос перед нами, казался много старше своих лет. Было ясно, что даже по своей теоретической вооруженности Владимир Ульянов представляет незаурядное явление".
Строфы Маяковского из его поэмы "Владимир Ильич Ленин" в лаконической и концентрированной форме отражают период деятельности Ленина по организации "Петербургского союза борьбы за освобождение рабочего класса".
"Вчера — четыре,
сегодня — четыреста.
Таимся,
а завтра
в открытую встанем,
и эти
четыреста
в тысячи вырастут.
Трудящихся мира
подымем восстанием.
Мы уже
не тише вод,
травинок ниже, —
гнев
трудящихся
густится в тучи.
Режет
молниями
Ильичевых книжек.
Сыпет
градом
прокламаций и летучек...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
... Ленинизм идет
все далее
и более,
вширь
учениками
Ильичевой выверки.
Кровью
вписан
героизм подполья
в пыль
и в слякоть
бесконечной Володимирки".
Первая часть композиции заканчивается речью Энгельса над свежей могилой своего великого друга К. Маркса. Музыкально ее сопровождает вторая часть "Аппассионаты" Бетховена — композитора, столь любимого Лениным, — в которой звучит тема глубокой и торжественной сосредоточенности, раздумья.
Так завершается фрагмент композиции, посвященной юности Ленина.