"Домик в Коломне" А. С. Пушкина

"Домик в Коломне" А. С. Пушкина

 В "Домике", на фоне синих ширм, я играл в снежки вместе со своим слугой, одетым в синюю прозодежду.

 Попова сшила два белоснежных снежка, мы бросали их через ширмы.

 Потом она сделала меня гусаром в зеленом плаще. Я гордился большим конским хвостом на каске. Я воображал, что я петух.

 Я изображал гусара как следует быть. Я шагал важно, как петух, как вдруг Пушкин захотел (по сюжету), чтобы я надел юбку и стал Парашей. Я воспротивился, я не захотел юбку...

 Тогда Попова примирила меня с Пушкиным, она дала мне белый передник и белый колпак — я стал поваром у старушки и ее дочки.

 Я рубил котлеты двумя длинными ножами. Приставя длинный нож к сердцу, я изображал, до чего я влюблен в Парашу! Я даже намекал публике, что могу пронзить грудь ножом, до того я влюблен!

 Я играл комедию: из-за белого передника я научился даже строить глазки Параше. Я брился своей гусарской саблей, мой слуга выносил стакан с настоящей белой пеной.

 — Это маска, — сказала Попова, — это весь твой грим.

 Я любил срывать маски. Я поверил и ловко снимал маску и грим. Я волновался, что меня застанут за бритьем. Я танцевал — как я волнуюсь! В танце я изображал тревогу предчувствия, что меня застанут, что я не успею побриться. Я то и дело заглядывал за ширму, не вернулись ли старушка с Парашей из церкви...

 Я был в ужасном состоянии: давно пришла пора гусару побриться.

 Когда вернувшаяся из церкви старушка заставала меня за бритьем, я ронял медную тарелочку — поднос для бритья, — она чудесно звенела, она была в это время моим зеркальцем, а потом и сабля, которой я брился, вонзалась в пол.

 Так я играл, когда меня поймали:

                      "... Вдова к себе в покой

 Вошла — и что ж? о боже! страх какой!

 Пред зеркальцем Параши, чинно сидя,

 Кухарка брилась. Что с моей вдовой?

 "Ах, ах!" — и шлепнулась".

 Я был чрезвычайно доволен: я снимал с себя колпак, и выходил на авансцену. Я сообщал, что представление кончилось. Я говорил: "Антракт!"