Акакий Акакиевич натягивает пиджак на плечи и сгорбившись, неверными шагами двигается вдоль авансцены, произнося:
— "Вышед на улицу, Акакий Акакиевич был как во сне.
"Этаково-то дело этакое", — говорил он сам себе: "я, право, и не думал, чтобы оно вышло того..."... "так вот как! наконец, вот что вышло! а я, право, совсем и предполагать не мог, чтобы оно было этак"... "Так этак-то! вот какое уж, точно, никак неожиданное того... этого бы никак... этакое-то обстоятельство!.." Сказавши это, он вместо того, чтобы идти домой, пошел совершенно в противную сторону, сам того не подозревая. Дорогою задел его всем нечистым своим боком трубочист и вычернил все плечо ему; целая шапка извести высыпалась на него с верхушки строившегося дома".
Наплывом проходит тема Евгения, который находится в таком же состоянии.
"Он не слыхал,
Как подымался жадный вал,
Ему подошвы подмывая,
Как дождь ему в лицо хлестал,
Как ветер, буйно завывая,
С него и шляпу вдруг сорвал..."
"Он ничего того не заметил, и потом уже, когда натолкнулся на будочника, который, поставя около себя свою алебарду, натряхивал из рожка на мозолистый кулак табаку, тогда только немного очнулся, и то потому, что будочник сказал..."
Переходя на басы, я изображаю по-губернаторски важного будочника.
"— Чего лезешь в самое рыло? разве нет тебе трухтуара?"
Но, не обращая внимания на окрик будочника, охваченный мыслью о новой шинели, Акакий Акакиевич лихорадочно набрасывает план осуществления своего замысла:
""... Не зажигать по вечерам свечи, а если что понадобится делать, идти в комнату к хозяйке и работать при ее свечке..." С этих пор как будто самое существование его сделалось как-то полнее, как будто бы он женился, как будто другой человек присутствовал с ним, как будто он был не один, а какая-то приятная подруга жизни согласилась с ним проходить вместе жизненную дорогу, — и подруга эта была не кто другая, как та же шинель на толстой вате, на крепкой подкладке без износу...".
"Отсель грозить мы будем шведу.
Здесь будет город заложен...".
Не помня себя, произносит вдруг Акакий Акакиевич: сшить новую шинель — это грандиозно! Это равносильно творениям Петра Первого.
В эту минуту Акакий Акакиевич велик.
"Он сделался как-то живее, даже тверже характером, как человек, который уже определил и поставил себе цель. С лица и с поступков его исчезло само собою сомнение, нерешительность, словом — все колеблющиеся и неопределенные черты.
Огонь порою показывался в глазах его, в голове даже мелькали самые дерзкие и отважные мысли: не положить ли, точно, куницу на воротник?.." (!!)
Маленький петербургский чиновник на мгновение трагикомически дорастает до дерзких замыслов Петра.
Я резко поднимаю плед, набрасываю на себя и, выбросив руку вперед, произношу:
"И он как будто околдован,
Как будто силой злой прикован
Недвижно к месту одному.
И нет возможности ему
Перелететь!.."