По прибытии в Марсель моя горничная попробовала навести справки, и в результате нам пришлось сесть на отвратительное каботажное судно, грязное, провонявшее маслом и застарелым запахом рыбы, — кошмар.
Я ни разу не путешествовала морем. И, вообразив, что все корабли таковы, решила, что расстраиваться нечего.
После шести дней в разбушевавшемся море нас высадили в Аликанте. Ах уж эта высадка! Мне пришлось прыгать с корабля на корабль, с доски на доску, сотню раз рискуя свалиться в воду, так как я подвержена головокружениям. А эти мостки без перил, без веревок, вообще без ничего, перекинутые с одного корабля на другой и прогибающиеся под моей не Бог весть какой тяжестью, эти мосточки казались мне веревкой, протянутой в пустом пространстве.
Едва держась на ногах от голода и усталости, я остановилась в первой попавшейся гостинице.
И какой гостинице! Это было каменное строение с нависшими сводами. Меня поселили на втором этаже. Никогда еще этим людям не доводилось видеть в своем доме двух дам.
Спальня представляла собой просторную комнату с низким потолком. Украшением ей служили гирлянды огромных рыбьих хребтов, поддерживаемые рыбьими головами. Если прищурить глаза, украшение это можно было бы принять за старинную тонкую резьбу. Но нет, то были всего лишь рыбьи хребты.
Я велела поставить в этой мрачной комнате еще одну кровать — для Каролины. Все двери мы забаррикадировали мебелью, и я заснула одетая.
Лечь прямо на простыни я не решалась, ведь я привыкла к тонким, благоухающим ирисом простыням, ибо моя красавица мама, подобно всем голландкам, была помешана на чистом белье, эта милая мания передалась по наследству и мне.
Было, должно быть, часов пять утра, когда я внезапно открыла глаза, но не шум меня разбудил, а, скорее всего, инстинкт. И тут отворилась дверь, ведущая уж не знаю куда, и в нее просунулась голова какого-то мужчины. Пронзительно закричав, я кинулась к своей маленькой Пресвятой Деве и стала размахивать ею, обезумев от ужаса.
Разбуженная Каролина отважно бросилась к окну и, распахнув его, закричала:
— Горим! Грабят! Караул!..
Мужчина тут же исчез, а дом заполонила полиция; надеюсь, вы представляете себе, какой была полиция Аликанте сорок лет назад.
Я ответила на вопросы, заданные мне венгром, занимавшим должность вице-консула и говорившим по-французски. Да, я видела мужчину с бородой. На голову он набросил платок, а на плечи — пончо. Больше я ничего не знала.
Венгерский вице-консул, представлявший, как мне кажется, Францию, Австрию и Венгрию, спросил, какого цвета были борода, платок и пончо у этого бандита.
Но стояла такая темень, что я не могла различить цвета.
Такой ответ явно рассердил этого славного человека. Записав что-то, он задумался, потом велел отнести к себе домой записку, в которой просил свою жену прислать коляску и приготовить комнату для юной иностранки, попавшей в затруднительное положение.
Я приготовилась следовать за ним; расплатившись с хозяйкой, мы уехали в коляске милого венгра, его жена встретила меня с поистине трогательным радушием.
Я выпила кофе с густыми сливками; и когда за завтраком рассказала все о себе этой любезной женщине: и кто я, и что со мной, и куда я еду, — она в ответ поведала, что ее отец был крупным фабрикантом, родился в Богемии и был большим другом моего отца.
Она проводила меня в отведенную мне комнату, уложила в постель и сказала, что, пока я буду спать, она напишет для меня рекомендательные письма в Мадрид.
Я проспала десять часов. А когда проснулась, отдохнув и душой и телом, хотела послать маме телеграмму; но это оказалось невозможным: в Аликанте не было телеграфа.
Тогда я написала моей бедной мамочке письмо, рассказав, что я остановилась у друзей моего отца и т. д. и т. д.
Свободное копирование
