Двор - 8

...Последнее воспоминание, которое я намерен записать.

Торгсин и связанная с ним трагедия, пережитая в раннем детстве.

Время было еще голодное: карточки на все продукты, чай из сушеной моркови. И вдруг появились эти неслыханно роскошные магазины. Их посещали немногочисленные иностранцы, покупавшие за твердую валюту, и советские граждане, обменявшие в специальных пунктах фамильное золото и золотые украшения (по весу) на специальные «боны» по определенному курсу. Вход в торгсины охраняли расшитые галунами швейцары, но через зеркальные стекла витрин можно было без конца глазеть на разложенные в них чудеса. Тряпки, домашняя утварь и прочие промтовары нас не интересовали, а вот бесчисленные яства возбуждали живое любопытство. Впрочем, вкусовых ощущений они не вызывали, и слюнки не текли. Мы просто не знали, что это такое. Было очень красиво — вот и все!

Но однажды, однажды... я вкусил от пищи богов и был жестоко наказан за это! Мой брат Натан был старше меня на восемь лет, учился в техникуме и, когда мне было восемь лет, уехал на практику в Казахстан, на озеро Балхаш, где строился медеплавильный комбинат. Мама собралась отправить ему продуктовую посылку. Не знаю уж, какое бабушкино золото пошло в ход, но в торгсине были закуплены разнообразные продукты. Помню, как сейчас...

Жаркий летний день, содержимое посылки уже подготовлено, но не упаковано. Днем дома я один: Настя ушла по делам, а мама на работе. Рассматриваю посылку. Особое любопытство вызывает коричнево-красный, лоснящийся, с просвечивающими янтарными пятнами жира и перевязанный кое-где жирной бечевкой батон колбасы с загадочным названием «салями».

Я до глубины души обижен несправедливостью: почему все Натану, а мне — ничего? Долго хожу кругами и наконец решаю, что отрезать маленький кусочек для пробы я имею право — я ведь тоже сын! И вот он уже во рту. Боже мой, что за волшебство! Нечто тающее между языком и небом, божественно пахучее, неизъяснимого, неземного вкуса! Но увы — он уже разжеван и проглочен, этот маленький, этот крошечный кусочек. Неужели это все? Нет, еще самую малость — ведь он такой большой этот волшебный батон. Потом еще кусочек, еще... Проходит час, другой. Настя не возвращается, и преступные деяния неумолимо повторяются. Это сильнее меня. Дьявол владеет моей невинной детской душой. Потом является отчаянная решимость — все равно я пропал... Короче, к приходу мамы от батона колбасы не остается ничего, кроме веревочек. И тут наступает расплата. Я погиб! Мама меня проклянет, выгонит из дому, скажет, что я ей больше не сын! Я — негодяй, я — вор, мне нет прощения и пощады...

Любопытно, что какого-либо наказания, даже упреков я не помню. Но мучительное чувство невыносимого стыда и презрения к самому себе сохранилось в памяти на всю жизнь.