Посёлок Корфовский

Провожать нас на  Дальний Восток приехала мама Тамары - Екатерина Федоровна (дальше я буду называть ее «баба»). Привезла несколько тюков – постель, одежду и продуктов на дорогу. 

Поезд Харьков – Хабаровск шел 7 или 8 суток (Тамара считала, что ехали мы около 12 суток), ехали мы почему-то в плацкартном вагоне, хотя доплатить за купейность мы могли свободно. С нами в «купе» ехал молодой лейтенант с такой же молодой женой. 

Ехали весело, всю дорогу играли в карты, на остановках бегали за вареной картошкой, огурцами, варенцом, а около Байкала – за омулем "с душком" и умыть, закопченные паровозным дымом лица, чистой водичкой. Видели из окна поезда высоко над железнодорожным путем, высеченный из скалы бюст И.В.Сталина. Проводники рассказали нам, что эту уникальную работу на огромной высоте,якобы, выполнили заключенные скульпторы и художники.Легенда гласит, что когда Сталину рассказали об этом и показали фотографию,он приказал освободить всех, кто участвовал в создании его бюста.

 Тогда дорога еще шла  в нескольких метрах от озера и не была электрифицирована. Электровоз цепляли на станции Слюдянка. Мы проехали много тоннелей. Места там были очень красивые, жаль, что у нас еще не было фотоаппарата. Тамара чувствовала себя более или менее прилично. 

Поезд шел через Пензу и я с толпой пассажиров на остановке побежал к специальной будке за кипятком (раньше они были на всех крупных станциях). Кто-то в толпе нечаянно плеснул мне кипяток за ворот пижамы. Слава Богу! Кипятка было мало, и ожог был небольшой, но все равно болел до самого Хабаровска. 

 Тамара делала мне перевязки, но место ожога было такое, что ворот пижамы или гимнастерки (я иногда одевал ее) травмировал очаг. Снять повязку до самого Хабаровска не удалось. Когда добрались до места, пришлось идти в отдел кадров с перевязанной шеей.

Правда, там по этому поводу никто вопросов не задавал. Но рана на шее была в таком состоянии, что снимать повязку было еще рано. Тамара каждый день делала мне перевязки с какой-то мазью. Кипятка всего-то была капля, а ожог получился хороший. Но не он меня волновал. Гораздо больше беспокоил предстоящий разговор с офицером отдела кадров.

Хабаровск был все ближе – возрастало и наше волнение: что нас ждет там, впереди? В Хабаровск поезд пришел  под вечер, попрощались с попутчиками, и пошли в вокзал искать место, где можно  сесть или прилечь.  От дальней дороги Тамаре стало похуже, начались тошноты, рвоты. 

А ночь в незнакомом городе, да еще в таком состоянии – кошмар. Какая-то женщина сжалилась над нами и предложила переночевать нам и еще одной молодой паре у нее, жила она недалеко от вокзала. А утром мне надо было идти в отдел кадров округа представляться и получать предписание к месту службы. Оставил Тамару у этой женщины под присмотром, а сам пошел на улицу Серышева в штаб округа.

Разговор в кадрах принял довольно резкий характер, хотя я никогда и никому не грубил. Офицер в отделе кадров приказным тоном мне сразу заявил, что я поеду в город Дальний или Порт-Артур. В Китае тогда еще были наши войска. Я ответил отрицательно и пытался объяснить ситуацию с женой, но он и слушать не стал. Выгнал меня:
–Идите, подумайте. 
Я снова пришел и снова все тот же разговор. Он  заявил мне:
–Придете завтра. Подумайте.
 
Тогда никто нам не объяснил, что пока будут оформлять пропуска, Тамара сможет недели две отдохнуть в Хабаровске, набраться сил, окрепнуть, пережить токсикоз. На следующий день Тамара чувствовала себя еще хуже, и я решил идти напролом. Я заявил в отделе кадров:
–Если с моей женой что-то случится-я подам на Вас в суд. Я готов ехать куда угодно, только быстрее, в любую часть. 

Он посовещался с кем-то, и  говорит мне, что я назначаюсь старшим врачом 41-го топографического отряда (в/ч 31432), который находится рядом с Хабаровском. 

Через много лет Тамара как-то говорила:
–Почему мы не поехали тогда в Китай? Ничего бы со мной не случилось, а переехали бы скорее на Запад. Наши войска вывели из Китая вскоре после нашего приезда на Дальний Восток. 

Назначение в ДВО получили еще несколько выпускников факультета. Некоторые из них поехали в Китай. Позднее я узнал, что все они были переведены в центральные военные округа страны. Правда, не все попали в хорошие места, большие города. Многие оказались в отдаленных гарнизонах, поселках.

Поселок  Корфовский расположен  у подножья хребта Хехцир, где с 1907 года в каменном карьере добывают  камень. Карьер выпускает щебень (взрывы и грохот стояли руглосуточно), который на платформах развозили по всей Дальневосточной железной дороге. Корфовский-небольшой поселок. Говорили, что раньше здесь жили расконвоированые осужденные.

 В своей книге «Дерсу Узала» В.К.Арсеньев пишет, что вскоре после того, как Дерсу ушел из Хабаровска опять в тайгу его нашли мертвым  около костра у поселка Корфовский. Судя по всему его, убили во сне. Грабители искали у него деньги, корень женьшень (корень жизни) и унесли винтовку.

В 1910 году В.К.Арсеньев поехал на станцию Корфовская, чтобы навестить могилу Дерсу. Но там все изменилось,  около станции вырос поселок, начались порубки леса, заготовка шпал, работы в карьере. Найти могилу Дерсу Узала В.К.Арсеньев не смог. 

В военном городке было несколько сборно-щитовых домов. В каждом доме жили по три-четыре семьи.  Дом состоял из  3-4 маленьких комнат и кухни не более 6 м2. Обогревался дом одной печью, которая стояла в центре дома, там же  была  небольшая плита на 2 или 3 конфорки для приготовления  еды.

Я сходил в штаб, представился командиру отряда подполковнику Ситалову (имя и отчество его я, к сожалению, забыл), заместителю командира отряда Ивану Владимировичу Бычкову, начальнику штаба, замполиту. Меня познакомили с теперь уже бывшим старшим врачом отряда майором медицинской службы Шиманским,  и  он начал  вводить меня в курс дела. Подполковника Ситалова  вскоре перевели  в топографический отдел штаба округа, а командиром отряда назначили Бычкова.

На факультете нас учили, как надо организовывать медицинское обеспечение танкистов, пехотинцев и  военнослужащих других родов и видов войск, но никто и никогда даже не говорил о том, что есть еще военные топографы и они тоже  нуждаются в специфическом обеспечении медицинской помощью. 

 Решили с Тамарой осмотреть городок, сходили в магазин. Нас поразил ассортимент – все полки были заставлены грузинским коньяком, банками с крабами, серыми макаронами и фигурным шоколадом.
 Соседи у нас были хорошие. В нашем доме две комнаты занимал майор Кулев с женой и дочерью, одну мы с Тамарой и в одной жила семья муж – Николай, жена Ида и дочь.  Николай немного заикался и любил хорошо выпить.
                  
 Потом меня повели  знакомиться с медицинским пунктом. Это были две круглые старые китайские фанзы, соединенные переходом. В одной половине аптека, стационар, в другой  – кабинет врача и процедурная. В стационаре жил солдат (казах)  – он же истопник, уборщик и сторож. Помощницей у меня была фельдшер Люба Усова (жена начальника автомобильной службы части).
 
 Постепенно я  познакомился с офицерами отряда. Они рассказывали мне о характере своей работы. Принимать какие-то дела, кроме медицинских книжек, крайне скудного набора медикаментов и ржавых инструментов – было нечего. Дело шло к заготовке аптечек на следующий сезон, а он начинался, как только растаивал снег. 

Аптечки я получал в Хабаровске на окружном медицинском складе и выдавал каждой команде. На станцию Корфовская подавали эшелон (обычные товарные вагоны), правда иногда для офицеров выделяли полуразбитый  плацкартный вагон, и отряд уезжал в район работ, где находился с мая по октябрь, а то и по ноябрь. 

 Каждый год отряд работал в разных районах Дальнего Востока. Необходимо было через определенный промежуток времени обновлять карты местности. Появлялись новые города, поселки, дороги, ручьи, реки. Менялась конфигурация гор, побережья и т.д. Все эти изменения должны были найти отражение на новых картах.
 
 В книге инженера-геодезиста Г.А. Федосеева «Смерть меня подождет» я наткнулся на следующие слова: «Карта. Сколько человеческого труда, героизма вложено в нее! Знайте это, помните об этом. Как просто на нее смотреть и как не просто, порою мучительно трудно создавать ее…». За шесть лет службы в топографическом отряде я убедился, что это действительно так. 

 Структура подразделений топографического отряда была простая – команда состояла из одного офицера, сержанта, 4-5 солдат, а иногда и лошади. Проехать  по тайге на машине было невозможно, хотя машины в отряде были. 

 Перед выездом на полевые работы всему личному составу отряда мы с Любой делали прививку от клещевого энцефалита. От этой прививки никто не уклонялся. Все хорошо знали, чем это грозит. 

Не помню, в каком году, когда я, получив вакцину на медицинском складе в Белогорске, готовился начать прививки, пришла срочная телеграмма из медицинского отдела ДВО с приказанием прививки прекратить, а вакцину срочно вернуть на склад. Она оказалась непригодной. В тот сезон в отряде от клещевого энцефалита погибли два солдата. Клещей в тайге было много. 

 Специалисты СЭО однажды дали мне  интересное задание. Я должен был идти по тропам впереди топографов. На палку надо было привязать марлю, размером 1х1 м,  водить марлей по кустам и собирать клещей. Клещи всегда сосредотачиваются на кустах вдоль троп животных и людей. Затем их надо было пересчитать, поместить в пробирку,  указать места, где и когда они собраны, и доставить ее в СЭО. Наверное, кто-то из специалистов СЭО собирал материал для диссертации.
 
 Команды брали с собой только то, что было нужно для работы и жизни в тайге – инструменты, оружие, палатки, аптечку, накомарники, марлевые полога и диметилфталат от комаров и гнуса, запас  продуктов. 

Все продукты были консервированные, в железных банках (супы, борщ, сушеные картофель, свекла, морковь). Каши – гречневая, пшенная, перловая и кисель были в брикетах. Обязательно каждый нес спальный мешок, карабин, патроны. Ракетница была у офицера группы. 
 
 Размещались команды, как правило, в ближайших к месту работ поселках, а иногда в шалашах и землянках. Для проведения наблюдений надо было подниматься на сопку и ждать там чистого неба, чтобы можно было при ясной погоде выполнить работу. 

Иногда из-за плохой погоды сидели на сопке несколько дней, а то и неделю. Когда продовольствие кончалось, и не было возможности подстрелить козу, изюбря, кабана, медведя, офицер группы отправлял одного солдата на базу за продуктами. Но тайга вещь коварная – заблудится там очень просто.

 Помню, как один (уже опытный солдат) бродил по тайге пять суток. Потерял тропу, ориентир и ходил по кругу. Питался, чем придется, шел без оружия. Вернулся на точку весь в крови, отеках (искусали комары и гнус).  Ходил по тайге кругами, пока не вышел к реке. Закон тайги - надо выходить к реке и идти вниз по течению – всегда придешь к людям. На пятые сутки его нашли рыбаки или охотники.

 Подниматься и опускаться с грузом на высокую сопку – тяжело. Но время зря не теряли, работали с документами, охотились. Но как только налаживалась погода, выглядывало солнце, работали с рассвета и до темноты, пока хоть что-нибудь было видно. 

Второй раз подниматься по тайге на сопку с тяжелой поклажей никто не хотел. Пищу готовили на костре. В чай, кроме заварки, всегда добавляли лозу китайского лимонника, которого в тайге было много. Чай был не только ароматный, но и очень полезный. Лимонник содержал много витамина «С».
 
 Вскоре, после прибытия в отряд я попросил разрешения у командира части подняться с командой на довольно высокую сопку с тем, чтобы самому увидеть, как живет и работает команда на точке, как она строит геодезический знак. Мне доверили нести какой-то груз, спальный мешок  и часть продуктов. 

Солдаты несли песок, бетон, доски для опалубки. Лошадь с грузом далеко пройти в этой чаще не могла. Я на себе испытал, что такое подъем с грузом на вершину сопки (причем, не самой высокой). День был солнечный и когда мы поднялись на вершину сопки (деревьев там не было, рос мелкий кустарник). Торчали, как пики только голые, покрытые кое-где мхом, голые скалы. 

 Я некоторое время стоял как вкопанный и любовался,  очарованный, открывшимся передо мною видом безбрежной тайги, конца и края, которой не было видно. Далеко на горизонте виднелись в дымке зубья скал, местами покрытые снегом. Кое-где между ними блестели «блюдца» небольших озер, голубые ниточки рек. Как в песне - «Зеленое море тайги...». Это было неповторимое ощущение величия природы Дальнего Востока.

 В своей книге «Злой дух Ямбуя» Г.Федосеев пишет: «Радует только осень – в тайге это самое красивое время года. Пылают осинники багряным ярко-красным огнем. Они очаровывают удивительным сочетанием красок. Ни одному художнику, наверное, не удалось передать эти тончайшие тона перехода из одного цвета в другой. Их можно только видеть...».

 К сожалению, до отъезда на Дальний Восток я еще не читал книг  Г.А.Федосеева, прошедшего сотни километров по таежным тропам. Теперь я сам видел, как работают и живут наши люди в тайге. Команда работала на сопке почти два дня. Я спал у костра в спальном мешке, помогал готовить еду, таскал инструмент. Мне доверили делать записи в журнале наблюдения.

 Вот там, на вершине сопки, я стал гораздо лучше понимать, что такое труд топографа. К счастью или нет, но никого из зверей мы за время пребывания на сопке не встретили. Спуск  оказался ничуть не легче подъема на сопку. Командир отряда был доволен:
– Теперь ты понял, кто такой военный топограф?

 После моего похода  с командой мне показалось, что не только офицеры отряда, но и солдаты стали относиться ко мне с большим уважением.

 Когда мы работали в отдаленной местности (Камчатка, Курильские острова, Побережье Охотского моря), расчет выслуги лет был 1 месяц за 1,5. Денежное содержание и «полевые» нам платили в полуторном размере. Все офицеры в этих местностях получали «паек» - сгущенное молоко в банках, мясную тушенку и рыбные консервы (кета или горбуша в собственном соку).

 Во время полевых работ были иногда смешные, а иногда и разные трагические случаи. Так, команда разожгла большой костер, посадили дневального с карабином, а он пригрелся и уснул. Офицер рассказывал, что проснулся оттого, что кто-то стягивает с него спальный мешок и тарахтит посудой. 

Смотрит, костер потух, дневальный спит, а медведь хозяйничает в лагере. Достать пистолет из завязанного спального мешка не просто. И стрелять в медведя из пистолета очень опасно.

 Криком поднял всю команду, медведь убежал в кусты, а дневальный получил по шее. Так до утра больше и не уснули. Медведь хороший попался, не тронул спящих людей, а искал, наверное, продукты.
 
 В моем архиве сохранилась фотография, где на фоне погрузки эшелона мы стоим с Тамарой. Она грустная, одета в какой-то пиджак, на голове теплый  белый платок, в руках  газета или книга, скромная юбка. Выглядела она очень  грустной. Видно, что она не хочет, чтобы я уезжал надолго, но что делать? Служба. Когда мы работали в Приморье, в районе поселка Унаши, Тамара  приезжала ко мне на несколько дней в гости.

 Поселок Унаши разделяла речушка шириной метров 10-15, мелкая с каменистым дном. Мы стояли на правом берегу реки и получали обычный оклад, не было командировочных, продовольственный паек нам положен не был. 

Часть же нашего отряда стояла на левом берегу – они имели продовольственный паек, и полуторный оклад, так как считались проходящими службу в «отдаленной местности». Личный состав возмущался, но все понимали, что граница района должна была где-то проходить. Обидно было, что какой-то ручеек лишает нас существенных льгот.

 Во время работы в тайге мы были настоящими браконьерами. Охотились и ловили рыбу, не соблюдая законы. Могли убить козу, медведя, изюбря, кабана, косулю. Ловили сетью рыбу, которая шла на нерест - горбушу, лосося, нерку.Когда работали на Амуре в районе Благовещенска, охотились на уток.