Первые годы царствования - 2

Повсеместно проезд молодого императора, приветствуемого преданным ему народом, отмечался блестящими празднествами. Александр почтил также своим присутствием празднества, устроенные в его честь в Вильне, столице Литвы. В то время, по молодости лет, я не имела счастья его видеть; но я уже научалась обожать его августейшее имя. Я помню, что, выполняя программу совершившихся по этому поводу торжеств, городская дума вздумала запрячь людей в карету императора. Напрасно несколько лиц из свиты государя, раньше него приехавшие в Вильну, указывали, что такого рода знаки почета не нравились Его Величеству: устроители торжеств не захотели бросить стоившую денег одежду, сделанную на двадцать человек, из среды мешан, которые должны были составить этот странный поезд. Итак, эти бедные люди побежали с большим усердием запрягаться в карету императора, -- в том месте, где недалеко от Вильны, государь только что принял различные городские депутации, и, отправившись скорой рысью, они прибыли во дворец, причем оказалось, что вместо императора они привезли лакея Его Величества и кучера, который, важно восседая на козлах, правил ими. как настоящими лошадьми. Император, чувствуя естественное отвращение к тому, чтобы ехать на подобных себе людях, приехал в карете одного из своих адъютантов.

Уезжая из Вильны, Александр переехал через реку на пароме. Один из лодочников поранил себя настолько серьезно, что встревожил свидетелей этого несчастного случая, и особенно Его Величество. Государь, считая себя как бы невольной причиной случившегося с бедняком несчастья, пожелал собственными руками перевязать ему рану и разорвал свой платок, чтобы сделать перевязку. Эта трогательная сцена произошла на пароме, и такое проявление чувствительности молодого государя было тотчас запечатлено кистью и резцом всех местных художников. Дорогой из Вильны в Гродно император, меняя лошадей, остановился в поместье моего отца. Пока запрягали подставу, Александр, проходя около конюшен, отличавшихся довольно замечательной архитектурой, увидел большой кучерской кнут, только что выкрашенный и покрытый лаком, и со свойственной молодым людям фантазией он вздумал испробовать кнут. Стоявший тут же маленький конюх, не узнав императора и, вероятно, находя, что его кроткое, приветливое лицо выглядело гораздо менее страшным, чем лицо толстого, усатого кучера, владельца кнута, хотел отнять его у Александра и сказал: "Оставьте кнут, это кнут г-на Теодора." Император, которому смелость этого ребенка, с хорошеньким плутовским лицом, показалась забавной, спросил его, не согласится ли г-н Теодор отдать ему кнут за один червонец. Мальчик принял на себя переговоры и передачу условленной платы. По заключении торга государь ловко свернул кнут и велел положить его в карету, сказав, что он предназначает его своему любимому кучеру, верному Юшке.

Путешествуя, император, для большей безопасности, ездил обыкновенно с собственными кучерами. Тот, кто правил императорской каретой, захотел проехать лошадей, прежде чем в экипаж сядет император. В упряжке были рослые жеребцы, сильные и крепкие: как только они ощутили на своих боках непривычный для них русский кнут, они понесли и разбили бы карету вдребезги, если б конюхи не бросились вовремя, чтобы остановить их и предупредить несчастье. Конюх моего отца упросил, чтоб дозволили польскому кучеру править лошадьми обычным способом; после этого "г-н Теодор" вновь взял вожжи в свои руки, и императора благополучно довезли до следующей станции.

Филантропические наклонности императора Александра, казалось, предвещали его счастливым подданным непрерывный мир: ни одна мысль о победе, ни одно честолюбивое стремление не проявлялось до сих пор в юном государе, -- к великому удивлению всех окружавших его, а также, без сомнения, и Европы.