Наши спартаковки

 Наши спартаковки

Кроме Витьки Гончарова из нашей юношеской гвардии я с нежностью вспоминаю девушек - Людмилу Балашову, Людмилу Смыковскую, Наталью Совакову, Надю Капустину, Таню Кордюкову, Зою Мустафину, Нину Завьялову, ребят – Юру Дубина, Сашу Жданова, Маршака, Петрова. Имена двух последних вылетели из головы. Людмила Балашова уже тогда была звездой. Входила в молодежную сборную Союза, участвовала в первенстве мира. Тренировал ее сам Душман, а опекал Дима Максимов, призер взрослого чемпионата СССР. Потом Балашова с Максимовым поженились. Все это вместе взятое как бы выводило ее из наших общих рядов, но при этом она нисколько не кичилась своим особым положением, была со всеми дружелюбна, открыта. Мы тогда шутили: Люда, тебе надо обязательно соответствовать своей фамилии. В то время в спорте были две мировых знаменитости: прыгунья в высоту Иоланда Балаш и чемпионка по настольному теннису Лайма Балашийте.

Девочки у нас были первый класс, но мы в основной массе старались не выходить за рамки дружественных отношений. Было дело, на меня положила глаз Таня Кордюкова, но дальше прогулок по Лефортову, Яузе, бесед о литературе и поэзии у нас дело не продвинулось. Я старался держать дистанцию. В 10-м классе Таня занятия фехтованием забросила, поскольку готовилась к поступлению в институт, и дальше наши дорожки разошлись. Мне нравилась Надя Капустина, у которой были рыжие волосы, она очаровательно грассировала, была начитана, играла на виолончели, но была на пару лет младше и потому серьезных отношений у нас по определению быть в то время не могло.

Нравилась мне и Люда Смыковская, моя ровесница. Очень цепкая, амбициозная. Она возникла из ниоткуда, и ее стал тренировать Солерс. Она уступала многим в технике, но в желании и упорстве ей почти не было равных. Помню, как-то мы ехали в поезде. Была уже ночь. Наши соседи спали. Я сидел на нижней полке за столиком, а Люда лежала напротив на второй. Мы говорили, говорили…Она лежала на боку, чуть свесив голову, было темно и потому ее глаза с расширенными зрачками казались огромными и прекрасными. – А ты умеешь нравиться, бросил я ей, поддавшись ее обаянию. – Я знаю, - без лишней скромности ответила Людмила. Но и после этой памятной ночи мы не предприняли попыток что-то изменить в наших отношениях. Был, правда, случай, когда я на Людмилу обиделся, можно сказать даже, что приревновал. Дело было так. На первенство Москвы в финал пробились и Балашова, и Смыковская. Причем в первом же бою Смыковская лихо и неожиданно для всех победила Балашову. Таков был порядок. Одноклубников сводили в первых же боях, чтобы потом у них не возникало желания отдать свои бои для общего командного блага. Потом они набирали и набирали победы, но в конце Смыковская оступилась и Балашова, и еще одна участница ее догнали. Был назначен перебой за 1-3 места.

У Смычки (как мы между собой называли Смыковскую) началась жуткая истерика, она громко рыдала, что упустила свой шанс, что никогда она не сможет выиграть у Балашовой два боя подряд. Почему-то Солерса не оказалось рядом. Кто, как не тренер, должен был найти нужные слова для укрепления духа. Поэтому эту функцию я взял на себя. Я вытирал полотенцем ее слезы, отпаивал чаем, говорил, что надо собираться, ничего еще не потеряно, она это может. Тут же появился Витька Гончаров, он принес лимон, который Смычка проглотила чуть ли не с кожурой. И вот начались заключительные бои. Смыковская выигрывает у Балашовой и у третьей участницы перебоя. Она чемпионка Москвы. И вот тут произошло то, что не должно было произойти. Мы все бросаемся к ней, а она невменяемая от охватившего ее восторга кидается в объятия Витьки. Это бы я еще мог бы понять и простить, но Смыковская тут же куда-то побежала, наверное, звонить (тогда мобильников не было), а потом ни до, ни после награждения она так ко мне и не подошла.

Наиболее серьезные и долговременные отношения у меня были с Наташей Соваковой. Но она была младше меня, аж, на три года, поэтому никакой любовной лирики между нами быть не могло по определению. Я ее немножко опекал, мы называли друг друга кузеном и кузиною. Она жила рядом со Спартаком в Хлебном переулке, в подвале. Кем был ее отец не помню, а мать работала дворником. Почему я это знаю? У Наташи была еще младшая сестра - Лена и, как минимум, старший брат – Валентин. Так вот, когда зимой в Москве (совсем не так неожиданно, как в 21 веке) выпадал снег, вся семья дружно бралась за лопаты и скребки, чтобы помочь матери быстро снег расчистить. Случалось, что и наши молодцы-фехтовальщики включались в эту работу. У Наташи безусловно были способности к фехтованию, она была технична и достаточно упорна. Высшее ее достижение – победа на первенстве Москвы в младшей юношеской категории.

 Когда я ушел в армию, мы стали переписываться. Письма были дружеские, по сути братские. Иначе и быть не могло. У меня в это время бурно развивался роман с Ленкой Легат, а по мере его угасания возникли романы с местными львовскими девушками. Но вдруг я получил сообщение, что Наташа выходит замуж. Я кинулся в Москву, у меня в спортбате была такая возможность. Мы встретились и долго говорили. Уж, не знаю, почему у меня сложилось такое впечатление, что этот брак не построен на большой любви. К тому же Наташина мама была явно против. Наташин избранник был постарше и опытней ее, с хорошо подвешанным языком, тусовался (тогда это слово не было в обиходе) в каких-то продвинутых компаниях, но не более этого. Мне тогда показалось, что для Наташи брак был сродни бегству из-под опеки семьи, ей хотелось вырваться из этого подвала. Я предложил Наташе свою руку и сердце, конечно, потом сразу после армии, лишь бы она не сделала глупость. Но остановить ее я не смог. Так она стала Скворцовой, а на свет появилось посвященное ей стихотворение «Над тобою Алые паруса…».

Через несколько лет они благополучно развелись. У Натальи были еще браки - официальные и не очень. Мы потом еще много лет продолжали дружить, она ввела в нашу компанию свою младшую сестру, но та вскоре вышла замуж, родила. У Натальи была комната в коммуналке, Лена оставалась в подвале, территория которого расширилась. Они с Натальей в зависимости от своих семейных положений периодически менялись жильем, а потом обе куда-то пропали. Ау! Где Вы, сестренки?