|
|
Мне хочется написать труд, посвященный семи смертным грехам. Характеристика каждого греха, его картина, разновидности, причины, источники и связи, симптомы, способы борьбы. Признаки его в запутанных случаях. Я думаю, такой труд принес бы пользу ищущим истинного покаяния. Вчера вечером, когда я остался один на горе, был такой ветер и так холодно, что я запер и дверь и окна, первую ночь спал с закрытыми окнами. Немного было грустно. Вот испытание наших внутренних богатств: есть ли у тебя чем жить внутренне без внешних впечатлений, если лишить себя людей, впечатлений зрения и слуха, ввергнуть себя в полное одиночество. С ужасом представил себе это. Вот у меня книги, любимая работа, возможность выйти посмотреть на природу -- а все-таки временами тоскливо. Правда, весь почти день дождь, трава так и не просыхала. Я все же побродил часок по лесу, открыл некоторые новые тропинки, нашел кусок великолепного елового леса, где вся земля сплошь заткана глубоким мхом; после дождя он был особенно ярок. Много встретил грибов. А сегодня с утра опять густой туман и дождь. Это сидение в одиночестве, почти без выходов, помогло мне точнее представить себе путь молчальников и затворников. Одиночество -- прекрасный опыт и прекрасное упражнение. Опыт -- есть ли у тебя что-нибудь за душой, можешь ли ты жить внутренним, когда внешнее сведено к минимуму. Ведь большей частью мы живем внешними впечатлениями -- люди, дела, заботы. Что будет, если устранить все это? Что было бы, если бы закрылись двери внешних чувств? -- с болью, с трудом, со скрежетом открылись бы тогда двери во внутреннюю горницу души. Разумеется, в том базарном шуме, в котором мы живем обычно, трудно даже заподозрить, что существуют у нас в душе эти внутренние комнаты. И насколько легче молиться в таком одиночестве и грусти; как свои чувствуешь вопли псалмов к Богу. На меня обрушился водопад чествований, приветственных слов, выражений чувств (по поводу перевода в Париж). С одной стороны, засыпают комплиментами, похвалами в глаза, с другой-закармливают обедами: и то и другое способно убить все доброе в душе. Иногда я чувствую себя совершенно духовно обессиленным и опустошенным, и только частые проявления настоящей благодарности и любви обезвреживают яд похвал. Я настолько знаю на верное свою худость и нищету, что, кажется, не уязвляюсь тщеславием до глубины, но легкое щекотание все-таки чувствую, в общем сохраняя душевное равновесие и трезвость. Как всегда -- с усилением напряжения, служб, встреч, трудов возрастает и духовная сила. Мне почти всегда тяжело "говорить" -- я мучаюсь и до, и после. Так трудно сказать самое главное и так редко оно доходит если, превозмогши себя, выскажешь что-нибудь из "главного". В общем -- я очень чувствую тщету всякого словесного общения. Но тут (в лагере молодежи) я говорю легко и свободно и потом не каюсь. Главное -- я вижу, как им нужно такое с ними общение. У них, хотя и большая трезвость, практицизм, элементарность, попросту -- малая культурность и невоспитанность внутренняя и внешняя, но живой ум, прямота, жадность к жизни и благодарность за настоящий интерес и любовь к ним, что они сразу улавливают. Все меньше у меня становится вкуса и веры к словесным методам воздействия, вообще к словам -- "сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно перед Богом" (1 Пет 3). Из писем о. Александра незадолго до смерти Ходит ко мне X. и кротким голосом, но настойчиво укоряет меня в маловерии и неумении силой духа преодолеть болезнь. Аргументы -- "Христос нас освободил от рабства плоти" (Рим. 8). Что сказать на это? Дар исцеления у христиан не есть дар всемогущества и власти над природой. Многие праведники до конца своих дней страдали неисцеляемыми болезнями -- ст. Амвросий, Паскаль. Сам апостол болел, исцеляя других (но не всех) -- ап. Тит. Как это объяснить? Объясняется это тем, что пока мы живем в этом теле смерти, мы несем все последствия этого -- до восстановления всеобщего. А второе -- "в теле моем я ношу мертвость Господа Иисуса" (2 Кор 4.10). "Многое я снова передумал и пережил за эту болезнь. Страшная, и сомнительная, и зыбкая вещь -- наша жизнь; такой тонкой пленкой отделена она от боли, страдания и смерти. И так бессилен человек перед всем этим мраком, такой слабой оказывается вся духовная жизнь, не выдерживающая температуру в 40 С, ослабевающая при большой боли. Вообще болезнь сильно смиряет; Господь не оставляет без своих утешений, но так ясно видишь свое ничтожество и бессилие. Единственная защита против всех ужасов, окружающих нас -- верная любовь ко Христу и неотступное за него держание". "Многому научила меня болезнь. Еще больше утвердила в мысли, что если со Христом, то и со страданиями, и что нет христианину иного пути, как через боль внутреннюю и внешнюю. И, думая о бесконечном множестве страданий в мире, я думал, что вот такими, ничем не заслуженными, безвинными страданиями, строится невидимое Царство Божие, создается и собирается Его страдающее Тело -- Церковь Христова". |