Советский Союз подводит советологов

Советский Союз подводит советологов

Ночью с 18 на 19 августа 1991 года меня разбудил телефонный звонок из агентства новостей. Мне сообщали о каких-то необычных событиях в Советском Союзе, включая, если верить слухам, арест Горбачева. Было неясно, что все это означало. Ситуация прояснилась на следующий день, когда мы узнали, что в Москве произошел путч и объявлено чрезвычайное положение. Горбачев содержался под домашним арестом в Крыму. Такой ход событий меня не удивил. В ноябре предыдущего года для страницы мнений в «Нью-Йорк тайме» я написал статью, в которой предсказывал вероятность путча военных[1]. Но та быстрота, с которой путч провалился, застала нас всех врасплох. Такой исход стал возможен благодаря мужеству единственного человека-Бориса Ельцина.

В то утро мне позвонили из «Нью-Йорк тайме» и попросили написать статью о происходящих событиях. Я отослал ее через несколько часов, и она появилась на следующий день-20 августа. В этой статье я предсказал конец политической карьеры Горбачева. На самом деле он занимал свою должность еще четыре месяца и ушел в отставку в Рождество, но после августа власть де-факто перешла в руки Ельцина.

В декабре 1991 года Советский Союз раскололся на составляющие его республики: события 1917–1918 годов повторялись. Как бы ни казались эти события неизбежными, они развивались, как нам сейчас известно, по случайному сценарию[2].

В конце 1991 года лидеры России, Украины и Белоруссии пришли к выводу, что Союз ССР существует только на бумаге. Грузия провозгласила независимость в апреле 1991 года, Азербайджан и три прибалтийские республики-в августе, а в Украине 1 декабря состоялся референдум, в ходе которого 90,6 процента населения высказалось за независимость. Для Советского Союза, где политические символы часто имели большее значение, чем реальность, все это означало, что на деле он прекратил свое существование. И перед лидерами Союза стояла проблема, как оформить юридически этот факт, чтобы предотвратить гражданскую войну, которая раздирала на части Югославию. Горбачев предложил конфедеративное устройство, но это предложение было отвергнуто, потому что при внимательном рассмотрении оно отличалось от предыдущего унитарного государства только названием. Тогда Ельцин, Президент Украины Леонид Кравчук и Станислав Шушке- вич согласились встретиться в Белоруссии, в уединении Беловежской Пущи без Горбачева, чтобы решить проблему. Они исходили из того, что Союз умер. После длительной дискуссии между собой и с помощью экспертов-юристов они провозгласили роспуск Советского Союза и предоставили полный суверенитет всем входящим в него республикам[3]. В результате с карты мира исчез не только Советский Союз, но вместе с ним и старая Российская империя. Четыре столетия экспансии были перечеркнуты, и Россия вернулась к границам приблизительно 1600 года.

Такой ход событий был неожиданным и недоступным пониманию на Западе, если учесть, что еще в августе 1991 года во время визита в Киев президент Буш предостерег украинцев от стремления к независимости! В Соединенных Штатах сложилась традиция не поддерживать сепаратизм среди нерусских народов СССР из-за опасения анархии, гражданской войны и того, что ядерное оружие может попасть не в те руки. Но действительность взяла верх, и со временем официальный Вашингтон пришел к выводу, что распад Российской империи был положительным фактором.

Советологическое сообщество было потрясено крахом коммунизма и распадом советской империи, потому что оно упорно придерживалось мнения, что, какие бы трудности ни возникали, советский режим обладал как волей, так и средствами, чтобы их преодолеть. Попытки советологов предвидеть будущее потерпели провал не потому, что они прилагали мало усилий, а из-за их полной некомпетентности. Они изучали свой предмет как естествоиспытатели, игнорируя все невещественное, прежде всего традиции и культуру страны с тысячелетней историей. Они выросли в странах, где законы соблюдаются, а собственность уважается, и не могли взять в толк, что есть общества, где ничего этого нет. Этим людям не хватало воображения, и они придавали всем непонятным явлениям черты, знакомые им самим, и оправдывали свои действия ссылками на всякие псевдонаучные социальные «модели». Сознательно подавляя эмоции, они не испытывали сострадания к жертвам коммунистического эксперимента, подтверждая тем самым слова Олдоса Хаксли: «Нельзя понять то, чего не испытал»[4]. Эти люди заявляли, что они ученые, но они никогда не удосуживались сверять свои теории с фактами, и даже когда события 1991 года доказали, что их анализ оказался неправильным, не попытались разобраться в причинах просчета, чтобы избежать повторения своих ошибок. Закрыв уши, чтобы не слышать альтернативных мнений, они делали вид, что были незаинтересованной стороной, однако были кровно заинтересованы в том, чтобы писать о Советском Союзе как пока еще сильном и благоразумном противнике, чтобы, с одной стороны, обеспечить себя потоком грантов от правительства и фондов, а с другой-заручиться поддержкой советских властей своих исследований. Я полагаю, что никогда в истории не было потрачено такое количество денег на изучение иностранного государства с такими удручающими результатами. Тем не менее эти советологи продолжали свои псевдонаучные изыскания без всякого объяснения или извинения[5].

Эти провалы не ограничивались сообществом специалистов по России и Советскому Союзу. Они были проявлением неверных представлений, которые разделяла вся интеллигенция и особенно те, кто занимался академическим трудом и с той или иной степенью симпатии относился к коммунистическому эксперименту. Удивительно, но простой человек, например пресловутый водитель нью- йоркского такси, лучше понимал сущность коммунизма, чем большинство университетских профессоров. Причина этого занимала меня долгие годы. Одну нить рассуждений, ведущую к разгадке этого феномена, я обнаружил в докладе Министерства юстиции США в феврале 1995 года. Исследовав схемы финансового мошенничества, его авторы пришли к удивительному заключению, что «люди более образованные чаще становились жертвами мошенничества, чем менее образованные»[6]. То же, по-видимому, происходит и в случае идеологического мошенничества.

До и после распада Советского Союза мне часто задавали вопрос, как человек с моими взглядами на коммунизм и на СССР мог выжить в «либеральном Гарварде». Мой ответ, отчасти шутливый, был таков: «Представьте, что вы живете пятьсот лет назад, в пятнадцатом веке. Большинство людей верят в то, что земля плоская, а вы благодаря своим исследованиям и наблюдениям обнаружили, что она круглая. Каким бы странным и бессмысленным ваш взгляд ни казался другим, вы знаете, что рано или поздно они вынуждены будут признать вашу правоту. И вы терпеливо дожидаетесь, когда время возьмет свое».

Как оказалось, я был далеко не одинок в своем отвращении по поводу происходившего в исторической науке. Других тоже возмущали растущая тенденциозность и копание в мелочах. В ноябре 1994 года на конференции Национальной ассоциации ученых, организации, предназначенной бороться за сохранение научных стандартов, я предложил основать историческое общество, которое существовало бы независимо от Американской исторической ассоциации, ставшей пленницей группировок со своими специфическими интересами. Мое предложение не вызвало прямой реакции и, похоже, было пропущено мимо ушей. Но два с половиной года спустя несколько ученых, во главе с Юджином Дженовезе, последовали моему предложению и, собрав необходимые ресурсы и заручившись покровительством Бостонского университета, основали Историческое общество.