|
|
Тридцать восьмой день пути по звериным тропам. Из-за гушины елей на солнце сверкает серебряная поверхность речки. Осторожно подхожу поближе и нахожу переход через нее из двух бревен, а за ним какое-то странное сооружение: два небольших навеса, крытых дранью. Перебираюсь через речку и осторожно залезаю под навес. Без сомнения — это становище лесорубов. По полу разбросаны бумажки, спичечные коробки. Как странно: в надписях латинский шрифт. Неужели я в Финляндии? Собираю бумажки, коробочки и бегу в ближайшие кусты. Внимательно рассматриваю надписи на незнакомом языке. Какие же они, если не финские? Я боюсь верить, боюсь ослабить напряжение воли, только что мною обретенной. С удвоенным вниманием и осторожностью пробираюсь вдоль речки. Из лесу выскользнула тропинка. Стою в нерешительности: идти по ней или нет? На тропинке что-то белеет. Подхожу и поднимаю папиросную коробку. По диагонали на ней написано «Saimaa». Я вспоминаю из географии финское озеро Сайма и медленно иду по тропинке в лес. И вдруг меня заливает волной радости. Я вздыхаю полной грудью и легким, решительным шагом иду вперед. Поскорее бы встретить кого-нибудь, чтобы окончательно убедиться в избавлении. Иду по утоптанной тропинке то спускающейся в болото, на пешеходный настил на нем, то взбирающейся на пригорки. Наступает ночь, а я все иду и иду. Поднимается ветер, начинает бушевать буря, гудят и стонут леса, а я все иду среди бушующего хаоса, пока силы не оставляют меня и я валюсь на землю. Лежу изнеможенный и чувствую, как изнеможение во всем теле начинает заливаться волной радостной энергии и я, движимый ею, встаю и снова иду по тропинкесреди бушующего леса. Тропинка начинает спускаться под горку и, скользнув куда то, исчезает в лапах развесистой ели. Я выхожу на широкое шоссе. Да, это, разумеется, Финляндия. Иду по шоссе на запад. Вдали в ночном сумраке блестит огонек. Смело иду на него. Одинокий домик выделился из тьмы освещенным окном. Около домика кто-то колет дрова. Подхожу вплотную. Высокий парень, опустив топор, с удивлением смотрит на меня, изможденного, в рубище, без шапки. — Это Финляндия? — спрашиваю я. — Финляндия. Я закрываю лицо руками и плачу, плачу… Через день в карантине, Хвостенко и Митя Сагалаев рассказали мне об участи Василия Ивановича. Он был смертельно ранен и остался навсегда в лесу… КОНЕЦ |