Тогда я привыкла к смерти - 1

* * *

Меня послали на рытье противотанковых рвов с группой студенток; я пробыла там немного более недели. Это было где-то по направлению к Новгороду.

Строило эти рвы много людей, мы были крайней группой.

Еду нам привозили. Но работать было очень трудно: место ровное, деревьев не было, а жара была сильная, мы же все копали землю впервые, и было мучительно жарко, и все время хотелось пить. Воду нам тоже привозили, но ее не хватало.

Радио у нас, естественно, не было.

Немцы же наступали очень быстро. То и дело сообщалось: «На Ровенском (Псковском, Витебском и т.д.) направлении наши войска ведут ожесточенные бои. Противник несет тяжелые потери». Это значило, что город, в направлении которого идут бои, уже занят немецкими войсками. Однажды нам не привезли ни еды, ни воды. Мы продолжали копать землю, ожидая подвозку, и вдруг видим красноармейца.

Он, обнаружив нас, просто застыл на месте от удивления. «Что вы здесь делаете?» — спрашивает. Мы объясняем. Он рассказал, что немцы наступают, что он — связист, а связисты отступают последними; сказал, чтобы мы не теряли времени и быстро уходили вместе с ним.

Он шел с нами до железнодорожной станции, где стояли товарные вагоны-теплушки для отступающих армейских частей. Нас, конечно же, взяли в вагон, и через короткое время поезд пошел. Шел он медленно, но все-таки поздним вечером того же дня мы были в Ленинграде.

Наша поездка на строительство противотанковых рвов могла кончиться много хуже. Оказывается, уже три дня шли бои на Новгородском направлении; но мы-то и не подозревали, что легко могли оказаться на оккупированной территории.

Я подала заявление о добровольном вступлении в армию: ведь я была почти фельдшером.

Я любила свою страну, считала, что она действительно самая справедливая, самая правильная. Идеи казались мне такими полными человечности, что я даже не могла подумать о том, что в действительности скрывалось за ними.

Отец старался не очень посвящать меня в то, что было скрыто за первым планом, но кое-что, конечно, я знала. И тем не менее, и тем не менее… было убеждение и было чувство: моя страна, моя Родина.

Папа, когда я ему сказала о заявлении (сначала сделала, потом рассказала), положил руку мне на голову и, как бы отогнув меня назад, посмотрел мне в лицо.

«Ну что же, — сказал он. — Правительства бывают разные — и плохие, и очень плохие. Но это — твоя страна.»