Японская война и земское движение - 6

В ноябре и декабре в большинстве русских губернских городов царило невероятное политическое возбуждение по случаю начавшегося так называемого «банкетного» движения. Газеты были полны описаниями политических банкетов с изложением совершенно непривычно смелых речей ораторов, из которых цензура, однако, неукоснительно вычеркивала слово «конституция». Потом пошли сессии земских собраний с обращениями к царю о необходимости коренных реформ. Инициаторы, земцы-конституционалисты, приспособляясь к господствующим в собраниях политическим настроениям, давали этим обращениям различные формы и содержание. Слово «конституция» в них не упоминалось, но все единодушно настаивали на даровании политических свобод и на созыве народного представительства. В обращениях более левых или смелых собраний при этом указывалось, что народное представительство должно участвовать в законодательстве, в составлении бюджета и в контроле за администрацией, т. е. ему присваивались функции парламента; более умеренные или робкие собрания ограничивались пожеланием, чтобы царь «услышал голос представителей народа», что можно было толковать как пожелание о созыве не парламента, а лишь земского собора.

В Крыму в это время было совершенно тихо. Сессия земского собрания была отложена на январь месяц, а раскачать местных «нотаблей» на политический банкет, несмотря на усилия освобожденцев, было трудно. Как я уже писал выше, структура крымского общества сильно отличалась от того, что было в других местностях России. Местная интеллигенция, которой принадлежала в начале революции инициатива всяческих выступлений, здесь тесно срослась с разноплеменной обывательской массой. Это создавало ей большее влияние в населении, но слабость сословных и бытовых перегородок мешала кружковой сплоченности, необходимой для производства революционных фейерверков. Поэтому в своих революционных выступлениях Крым отставал от других местностей России, несмотря на то, что может быть нигде отрицательное отношение к самодержавному режиму не было так сильно и сознательно. Мне лично, впрочем, пришлось принять участие в маленьком акте политического протеста. Первым земством, выразившим пожелание о созыве народного представительства, было черниговское. Адрес его был составлен в весьма почтительных и умеренных выражениях, с отсутствием даже намека на конституционные реформы. Однако это были первые полученные царем либеральные пожелания земских людей после тех, которые он при вступлении на престол назвал «бессмысленными мечтаниями». Возобновление «бессмысленных мечтаний» привело в негодование придворные сферы. Негодование было тем большее, что на черниговском собрании председательствовал губернский предводитель дворянства А. А. Муханов, камергер двора его величества, хорошо известный Николаю II как бывший его однополчанин по лейб-гвардии гусарскому полку. То, что крамольный адрес был допущен Мухановым к обсуждению в собрании и прошел единогласно, было принято Николаем II не только как неуместная политическая демонстрация, но и как личная дерзость придворного. Муханов не мог быть смещен с должности предводителя дворянства, но о его неправильных действиях было немедленно возбуждено дисциплинарное расследование, на время которого он устранялся от председательствования в собрании, а независимо от этого по высочайшему повелению он был лишен придворного звания.

Расправа с Мухановым вызвала негодование в широких общественных слоях, и он был засыпан сочувственными телеграммами со всех концов России.

В Симферополе инициативу посылки приветствия Муханову взяли на себя два члена губернской земской управы — М. К. Мурзаев и я. Мы составили текст приветствия и стали собирать подписи. Но для сбора подписей требовалось время, и мы решили послать Муханову телеграмму от граждан Симферополя за нашими двумя подписями, а подлинный адрес доспать потом по почте. Так как мы с Мухановым не были лично знакомы, то сочли необходимым подписать телеграмму, обозначив на ней наши должности — членов губернской земской управы.

Через несколько дней губернская управа получила от губернатора уведомление, что за посылку приветствия Муханову мы оба, по распоряжению министра внутренних дел, уволены от занимаемых нами должностей. Если не ошибаюсь, это была единственная репрессивная мера, примененная к земским деятелям Святополк-Мирским. Это обстоятельство создало нам на короткое время всероссийскую известность. В течение нескольких дней наши имена не сходили с газетных столбцов. Нечего и говорить, что в Симферополе мы сделались самыми популярными людьми. На улице малознакомые люди нам пожимали руки. В одном частном доме было даже организовано наше чествование с весьма высокопарными речами. По всей вероятности, и своим избранием в 1-ю Государственную Думу я отчасти был обязан этому маленькому происшествию с адресом Муханову, подписывая который мы не представляли себе, что он будет чреват для нас такими последствиями.