В Петербург мы приехали на квартиру тетки. На третий день приехал Ив[ан] Петр[ович] Бунин и увез меня к себе. Он был адъютантом адмирала Петра Ивановича Ханыкова.
Адмирал с семейством жил в нижнем этаже у Аларчина моста, а дядя жил во дворе в верхнем этаже. Я целые дни проводил в семействе адмирала, которое состояло из супруги, Катерины Ивановны, и дочери, уже взрослой, Анны Петровны, и двух сыновей пажей Пьера и Жана. Сам адмирал был в параличе и лечился электрической машиной. Адмирал был очень ласков ко мне. Электрическая машина очень памятна мне: шалуны Пьер и Жан дали мне в рот серебряную ложечку, а как я получил в зубы электрический удар, я так испугался, что как дикий волчонок закусил ложечку и бросился бежать по всем комнатам; в дверях встретилась мне дочь адмирала; я головой так ударил ее в живот, что она упала; я перескочил через нее и не помню, как меня поймали и успокоили.
Анна Петровна Ханыкова после была графиня Мелина, мы, как старые знакомые, в 40 х годах в Киеве много вспоминали старины, и этот случай много доставил нам смеха.
Хотя и не касается собственно до меня, но мне очень хочется припомнить и рассказать, что я слышал об адмирале Ханыкове.
Петр Иванович Ханыков долго был главным командиром Кронштадта. Анекдотов пропасть о нем, но как о добрейшем человеке, да, впрочем, в старом флоте и не было недобрых адмиралов, -- весь флот одной семьи из корпуса. Ханыков ежедневно вставал очень рано, обходил рынок, осматривал продающуюся провизию, проверял цены, покупал связку кренделей и у повивальной бабки пил кофе. Дома дожидалась его на завтрак яичница.
Раз приходит мичман с рапортом; долго ждал, соблазнился яичницей, съел и ушел. Ханыков, не найдя яичницы и узнав, что съел мичман, не сказал ни слова, но приказал звать мичмана к главному командиру кушать яичницу каждое утро; мичман приходил, ел и уходил. Так продолжалось полтора месяца. Наступили холода, дожди; на призыв мичман отвечал, что сегодня не пойдет. Являются ружейные и под караулом привели мичмана к главному командиру. Ханыков имел привычку щелкать пальцем правой руки промежду сложенных пальцев в кулак левой руки и при этом относился ко всем: "Душенька". И в этом случае Ханыков сказал мичману:
-- Душенька, душенька, как же ты смел ослушаться, ведь тебя звали к главному командиру, -- посадил его под арест в Кроншлоте и на столько дней, сколько он съел яичниц.
К Ханыкову часто приезжал государь Александр Павлович и обедал.
Тогда очень строго был запрещен привоз спиртных напитков и портера. Говорят, государь очень любил портер. За обедом Ханыков подзывает камердинера и говорит: "Как мы были последний раз в Англии, то должно быть, осталась одна бутылка, там в углу с левой стороны, поищи и принеси". Одно и то же приказание повторялось во всякий приезд государя.
Однажды государь за столом подозвал камердинера и слово в слово скопировал Ханыкова, бутылка явилась (как будто главному командиру может быть запрет). Государь с удовольствием пил и спрашивал: "Это последняя бутылка?" Ханыков заботливо отвечал: "Надобно поискать".
Ханыков был флагманом во время сражения с англичанами; за потерю корабля "Всеволод" он был предан суду. Флот оправдывал Ханыкова; он приказал кораблю, бывшему на ветре, подать помощь "Всеволоду", но капитан струсил и не пошел. У Ханыкова были враги (и у такого добряка были враги). Суд приговорил Ханыкова разжаловать в матросы. Государь приказал разжаловать Ханыкова на 12 часов, но приказа не объявлять.
Ханыков вел очень правильную жизнь, он в известный час утра и известное время прогуливался по бульвару. Ханыков, выходя из дому, был встречен своим, который спросил Ханыкова, почему он не в матросском платье, и показал ему приказ. Ханыков вернулся домой, приказал обрезать полы сюртука и в куртке все таки сделал свою обычную прогулку, но, возвратясь домой, получил удар паралича.
Бунин после рассказывал мне, что Ханыков верил в черные или несчастные дни.
Однажды государь вспомнил, что Ханыков давно не получал награды. Случился тут Нарышкин и сказал: "Кстати, государь, сегодня у Ханыкова черный день, хорошо разуверить его красной лентой".
Ханыков сидел за обедом, как фельдъегерь поднес ему конверт. Ханыков распечатал, выпала на тарелку красная лента. Старик горько заплакал и сказал: "За многим ты пришла ко мне, за многим!" и со слезами вышел из за стола. Как не сказать: по вере вашей и достается вам.
Свободное копирование
