День был сумасшедший. Я отвечал на бесчисленные вопросы, писал для «Известий» еще одну статью, потом дописывал что-то, сидя в редакции, был у матери и отчима, ездил договариваться насчет машины. В «Известиях» решили, что лучше будет, если я оставлю у них свой «фордик», а они вместо него дадут в мое пользование редакционную «эмку». К завтрашнему утру она должна была быть подготовлена и выкрашена в маскировочные цвета. Кроме того, было решено для пользы дела вырезать у нее середину крыши и вместо нее на барашках закрепить скатывающийся в трубку брезент. Учитывая предыдущий опыт, сделать это решили для того, чтобы быстрее передвигаться, не чувствовать себя в мышеловке и не выскакивать каждый раз, услышав самолеты, а, скатав этот брезент на ходу, наблюдать за воздухом.
Я узнал, что Ортенберг назначен редактором «Красной звезды». Накануне своего отъезда на фронт я встретил его в коридоре ПУРа, когда шел за командировочным предписанием, и сказал ему, что если его назначат в одну из военных газет, то чтобы он забрал меня к себе.
В «Красную звезду» к нему я попал вечером. Когда я вошел, он, встав из-за стола, сказал:
— А, Симонов! — таким тоном, словно он именно меня сейчас и ждал. — Ты получил мои телеграммы?
Я спросил — какие.
— Я послал тебе две телеграммы в «Боевое знамя».
Я сказал ему, что хотя и был первоначально назначен в эту армейскую газету, но так и не знаю, где она находится, и никаких его телеграмм не получал.
— А чего ты приехал с фронта?
Я объяснил.
— Хорошо, — сказал он. — А я тебе уже третью телеграмму собирался посылать от имени Мехлиса. Теперь у меня будешь работать.
Я сказал ему — и вполне искренне, — что был бы рад работать с ним, но я работаю во фронтовой газете и в «Известиях».
— Ничего, — сказал он. — Из фронтовой мы переведем тебя к нам приказом, а «Известия»… Я тебе позвоню ночью. Давай телефон.
Я не дал телефона, по которому он мог бы мне позвонить ночью, и сказал, что сам позвоню ему утром.
Я вышел от него в большом сомнении. По старой памяти о Халхин-Голе мне хотелось работать у него, но, с другой стороны, была уже заварена каша с «Известиями», получено от них постоянное корреспондентское удостоверение на Западный фронт, и менять все это было крайне неудобно.
Я так и не решился в тот вечер и в ту ночь рассказать близким мне людям всю правду о происходившем на фронте. Настроение у меня было тяжелое, даже немного подавленное, но я старался его прятать. И близкие принимали его просто за результат большой усталости.
Свободное копирование
