Убежище на юге - 10

Взаимоотношения между китайскими лидерами и моими двумя премьер-министрами продолжали ухудшаться по мере того, как больше и больше чиновников и бюрократов стало прибывать из Китая. Эти люди совершенно не собирались позволять тибетскому правительству заниматься своими собственными делами, как это было обусловлено "Соглашением из семнадцати пунктов", и постоянно вмешивались. Генерал Чжан устраивал бесконечные собрания с участием Кашага, главным образом для обсуждения устройства чиновников, своих солдат и многих тысяч верблюдов и других вьючных животных. Лобсан Таши и Лукхангва уже отчаялись объяснить ему, что такие требования не только чрезмерны, но просто невыполнимы.

Когда генерал попросил о предоставлении во второй раз 2 тысяч тонн ячменя, им пришлось объяснять, что такого количества продовольствия просто не существует. Тибетское население города уже жило в страхе перед нехваткой еды, и то малое количество зерна, которое оставалось в правительственных хранилищах, могло обеспечить армию самое большее еще на два месяца. Они говорили ему, что не может быть разумной причины для сохранения таких больших сил в Лхасе. Если их цель состоит в том, чтобы защищать страну, они должны быть отправлены на границы. В столице должны остаться только должностные лица и, может быть, один полк или около того для их сопровождения. Как мне сказали, генерал воспринял это спокойно и ответил вежливо, но ничего не сделал.

После своего предложения о выводе войск премьер-министры стали терять всякое понимание со стороны генерала Чжана. Для начала он обрушил свой гнев на Лобсана Таши, старшего из двоих премьер-министров, который немного знал китайский язык. Это раздражало генерала, и он взялся обвинять монахов во всех грехах, какие только можно было представить, одновременно при этом восхваляя Лукхангву, в котором он видел потенциального союзника.

Однако обнаружилось, что Лукхангва, несмотря на свою молодость, человек по характеру более глубокий, и он никогда не пытался скрыть от генерала своих истинных чувств. Он презирал генерала даже просто как личность. Помню, однажды мне рассказали, что Чжан спросил Лукхангву, сколько чая он выпивает обычно, "Это зависит от качества чая", — ответил Лукхангва. Когда я услышал это, то засмеялся, но понял, что взаимоотношения между этими двумя людьми очень плохие.

Кульминация сей драмы произошла вскоре, когда Чжан устроил собрание с участием двух премьер-министров, Кашага и всех своих чиновников. Едва собрание началось, он объявил, что они собрались, чтобы обсудить вхождение тибетской армии в состав НОАК. Для Лукхангвы это было уже слишком. Он открыто заявил, что такая идея неприемлема. Не имеет значения, что это условие записано в "Соглашении из семнадцати пунктов". Условия соглашения столько раз нарушались китайцами, что данный документ потерял всякий смысл. Немыслимо, сказал он, чтобы тибетская армия изменила своей присяге в пользу НОАК.

Чжан выслушал это спокойно. "В таком случае, — сказал он, — мы начнем ни с чего иного, как заменим тибетский флаг на китайский". "Его сорвут и сожгут, как только вы это сделаете, — ответил Лукхангва, — а вы окажетесь в глупом положении". Он продолжал говорить, что абсурдно ожидать, чтобы тибетцы имели дружественные отношения с китайцами, нарушившими целостность Тибета. "Вы уже проломили человеку голову, — сказал он, — и эта рана еще не зажила. Слишком быстро вы хотите, чтобы он стал вашим другом". На этом Чжан пулей вылетел с собрания. Через три дня должно было состояться следующее.

Естественно, я не присутствовал на этих собраниях, но меня информировали обо всем, что там происходило. И было похоже на то, что мне придется участвовать в этом более активно, если положение не улучшится.

Собрание состоялось, как было запланировано, через три дня. На этот раз председательствовал другой генерал, Фан Мин. Он начал с высказывания, что, без сомнения, Лукхангва желает принести свои извинения за последнее выступление. Лукхангва сразу же поправил его. Он не имел ни малейшего намерения извиняться. Он настаивал на том, что уже сказал, и добавил, что считает своим прямым долгом давать китайцам полную информацию о точке зрения тибетцев. Народ встревожен присутствием такого множества китайских солдат. Кроме того, он обеспокоен тем, что провинция Чамдо не возвращена под управление центрального правительства, и нет никаких признаков, чтобы где-либо в Тибете НОАК собиралась возвращаться в Китай. Если были бы приняты предложения, касающиеся тибетской армии, то, несомненно, последовали бы волнения.

Фан Мин был вне себя от ярости. Он обвинил Лукхангву в сговоре с иностранными империалистами и сказал, что потребует, чтобы Далай Лама освободил его от занимаемой должности. Лукхангва ответил, что если его попросит Далай Лама, то он с радостью расстанется не только со своим постом, но и с жизнью. Это привело в замешательство все собрание, которое на том и закончилось.