Вторник, 13 апреля
Утром был у Сулье, взял его ящик с красками. Позавтракал с ним. Потом — к Веласкесу.
По возвращении в мастерскую меланхолическое, или, скорее, печальное настроение. Работал над Дон-Кихотом.
Пришел Пьерре; обедал с ним, проводил его жену к Пасторе. Был у Леблона. Закончил литографию. Заходил Дюфрен. Вернулся с Пьерре.
Неуловимые состояния, овладевающие мною почти всегда по вечерам. Тихое философское удовлетворение, — почему я не могу удержать тебя! Я не жалуюсь на свою судьбу. Все же не мешает побольше здравого смысла, который учит мириться с неизбежным. Не следует откладывать до более благоприятного времени ничего такого, что я мог бы с удовольствием сделать теперь. Того, что мною сделано, нельзя будет отнять у меня. Что же касается смешного страха сделать вещь ниже того, что можешь сделать... вот это и есть главный грех! Это и есть убежище глупости, которое надо взять приступом. Несчастный смертный, ты ни на что не можешь полагаться: ни на память, которая изменяет тебе, ни на телесные силы, которые ничтожны, ни на изменчивость ума, который борется с этими впечатлениями, по мере того как они овладевают тобой. В глубине твоей души есть что-то, что постоянно твердит тебе: «Смертный, на краткий срок изъятый из вечной жизни, подумай, как драгоценны твои мгновения. Надо, чтобы твоя жизнь принесла одному тебе все то, что каждый из прочих смертных извлекает из своей». В конце концов я знаю, что хочу сказать... Думаю, что все в большей или меньшей степени действительно мучились этим.
Димье был у Леблона: он уезжает в Египет...
Дюфрен обещал мне Пангипокризиаду и стихи Ламартина.
Вторник, 13 апреля. Сегодня утром Веласкес. Помешали, У дяди. Обедал с ним.
Вечером Пьерре. Он принял решение стать портретистом: он прав. Начиная с будущего месяца, он будет каждый день по утрам приходить в мою мастерскую.
Свободное копирование
