Вторник, 22 октября
Я провел вечер у Феликса, где и обедал. Мне не по себе с моим племянником, особенно, когда со мной еще двое его друзей.
Провожая Пьерре до дома, ибо у него болит колено, я зашел к нему немного отдохнуть; я любовался его служанкой и ее почти неуловимым профилем: он удивительно нежен и чист. Насколько отличается такой прямой нос от курносого, вроде того, какой у его жены. Было время, когда одной из моих слабостей было считать курносых людей обделенными природой: прямой нос в моих глазах искупал много недостатков. И действительно, вздернутые носы безобразны. Это — инстинкт.
Теперь, как и всегда, моя телесная невзрачность огорчает меня. Я не могу смотреть без некоторого чувства зависти на красоту моего племянника. Почти всегда я чувствую себя нездоровым: я не могу долго говорить.
Сегодня вечером я снова любовался маленьким портретом Феликса работы Ризенера; он вызывает во мне зависть. Я не хотел бы променять на это то, что я могу сделать, но хотел бы обладать этой простотой. Мне кажется, так трудно передать без напряженной работы эти глаза и этот промежуток между верхним веком и бровью!..
Вечером пошел повидать Анри Гюга. Читал с ним о взятии Константинополя. Восхищался героической отвагой последнего императора — Константина.
На другой день, в среду вечером, у меня были друзья. Мы пили жженку и горячее вино.
Хочу написать для Общества друзей искусств Мильтона, окруженного заботами своих дочерей.
Обедал в воскресенье, третьего дня, у г. Конфлана, к которому ходил советоваться несколько дней назад; я повеселился там. Мы пропели партию из Свадьбы.
Купил Дон-Жуана. Делал портрет этой женщины для гравюры. Снова принялся за скрипку.
Я всегда увлекаюсь настолько, что начинаю менять колорит; точно так же я лишен необходимого хладнокровия. Я страдаю за модель; я недостаточно наблюдаю, прежде чем приступить к передаче.
Сестра вернулась во вторник вечером.