Надо ли спасать ребенка?

Надо ли спасать ребенка?

Время окаменевшего застоя. В объединении писателей и киноработников «Мосфильма», где я уже довольно давно состою в сценарной коллегии, ни один мало-мальски живой сценарий не проходит — если не дирекция студии, то Госкино отправит в корзину, а если не отправят, то потребуют таких поправок, которые превратят елку в гладко отесанное бревно. Все им чудится крамола, все им недостает розовой краски и лака.

И тут приносит сценарий Юрий Визбор. Это почти сказочная история, очень напоминающая давний, тридцать четвертого года рассказ Паустовского «Доблесть» — о том, как всем миром спасали заболевшего мальчика. Летчику, который его вез, помогли совершить посадку — поднявшийся навстречу самолет рассеял туман, нужна была полная тишина — автомобили и пароходы перестали гудеть, в порту приостановили выгрузку железа. Причем в отличие от рассказа Паустовского у Визбора в основе сценария лежал подлинный случай.

Вот сюжет сценария. На одной из надолго отрезанных от Большой земли арктических зимовок — посадка самолета там невозможна — заболел маленький ребенок. Нужна срочная операция, счет идет на часы. Родители — известные полярники — обращаются к начальнику Главсевморпути, который хорошо их знает и очень ценит, с мольбой спасти их дитя, тот в свою очередь к своему давнему другу — командующему воздушно-десантными войсками. Но нужен детский хирург, а среди медиков-десантников таких, естественно, нет. Кто-то вспоминает, что в мединституте был парашютный кружок, в котором занимался один студент, ставший затем детским хирургом. Его с большим трудом отыскивают, вначале он отказывается лететь на зимовку и прыгать с парашютом, его стыдят, он в конце концов соглашается, летит, прыгает, делает операцию и спасает ребенка. И тут выясняется, что тогда, в институте, он из парашютного кружка ушел, ни разу не прыгал с парашютом, это его первый прыжок.

Визбор на обсуждении сказал, что от реальной истории сценарий отличается лишь тем, что в действительности нужна была срочная гинекологическая операция.

Я не сомневался, что кинематографическим начальством эта почти рождественская история о человеческой отзывчивости будет встречена на ура.

Через несколько месяцев — после летнего затишья в делах — я на заседании сценарной коллегии вспомнил о сценарии Визбора:

— Снимается?

— Да что вы! Забодали…

— Не может быть. Почему?

— Сказали, что начальник Главсевморпути и командующий воздушно-десантными войсками должны заниматься государственными делами, а не спасать какого-то сопливого младенца.

Я подумал: вот такими они и видят себя, избавленными от всего человеческого, не знающими ни жалости, ни сострадания, — бездушные машины для руководства безликой массой.