Мои воспоминания - 175

 В день отъезда нас приехали провожать наши друзья, с которыми мы расстались у городской заставы. В числе их был Киреев, муж известной красавицы{[1]}, о котором я еще ни разу не упоминал. Он был добрый малый, очень неглупый, имел порядочное состояние, но часто напивался и в таком виде часто показывался в публике. Мы служили напутствующий молебен, за которым всех усерднее молился А. С. Цуриков. Он после молебня старался казаться веселым, много шутил и, прощаясь с нами за городской заставой, уверял, что, проехав через Чугунный мост, построенный на рукаве р. Москвы по весьма неудачному проекту инженер-генерал-майора Девитте, мы миновали наибольшую в нашем путешествии на Кавказ опасность.

 Слухи о моем внезапном отъезде на Кавказ распространились по Москве. Во время шумного завтрака, перед тем чтобы садиться в кибитку, в моей передней явился мой внучатный брат Василий Иванович Коптев{[2]}, кончивший за год перед тем курс в Московском университете, готовый на все, чтобы выказаться перед своим служебным начальством и опасавшийся знакомства с людьми, которых он считал хотя сколько-нибудь либеральными. Он приехал узнать, действительно ли меня посылают на Кавказ, и, не входя из передней в столовую, спросил меня об этом. Когда я отвечал утвердительно, он немедля убежал, несмотря на приглашение остаться позавтракать у нас. Он вообразил себе, что меня ссылают на Кавказ, и потому опасался остаться хотя несколько минут с человеком, неугодным правительству. Понятно, сколько появление и внезапное исчезновение Коптева подало поводов к остротам и насмешкам Цурикову и другим гостям.

 В Тульской губернии, не доезжая Тулы, вечером, когда уже стемнело и была довольно сильная метель, я услыхал в стороне от дороги звон колокольчика, который то прекращался, то возобновлялся <с каким-то усилием>. Я сказал об этом нашему ямщику и получил в ответ, что звон этот он слышал еще утром, проезжая по этому же месту, что это запутался какой-то проезжий. Я приказал остановиться, отпрячь двух лошадей и отправиться нашему ямщику и форейтору отыскать заплутавшихся, на что получил в ответ, что если в целый день при метели нельзя было отыскать заплутавшихся, то в темное время это совсем невозможно. Однако я настоял на своем, послав на одной из лошадей своего человека, а на другой ямщика и форейтора. Через несколько времени они воротились с отысканной ими кибиткою. Ее с помощью присланных мной свежих лошадей с трудом вытащили из снежного сугроба, в котором она завязла, сбившись рано утром в темноте и при сильной метели, с большой дороги. Отысканная кибитка поехала за нами, хотя проезжающие ехали по направлению к Москве. Приехав на станцию, я увидал, что нами спасен был Яков Иванович Ростовцев, бывший в это время в чине полковника, исправляющим должность начальника штаба военно-учебных заведений. Он чрезвычайно озяб и был утомлен; жена напоила его чаем, и мы утром разъехались.

 В Туле я желал видеться с Э. И. Шуберским; служивший тогда под его начальством корпуса инженеров путей сообщения поручик Иван Осипович Алексеевский{[3]} (впоследствии военный инженер-генерал-майор) пригласил нас остановиться у него; квартира его была довольно просторная и очень чистая. Шуберский неоднократно повторял мне, чтобы я на Кавказе не вдавался в опасности, что это не дело инженера путей сообщения, что я могу, по познаниям моим и способностям, пригодиться на что-нибудь более полезное и потому не имею права рисковать собою, не говоря уже, что обязан беречь себя и для молодой жены, решившейся на такое дальнее путешествие. В Туле мы переночевали одну ночь.

 Мы заезжали в село Колодезское, где нам, конечно, были очень рады. Мать моя была чрезвычайно обрадована содержанием вышеприведенного предписания о командировке меня на Кавказ. Мы в первый раз видели тогда племянницу мою и крестницу жены моей полуторагодовалую Эмилию. Я заболел в Колодезском, почему мы должны были в нем остаться несколько дней; во время моей болезни сестра прилагала о моем скорейшем выздоровлении самые нежные попечения. Зять мой, много путешествовавший в зимнее время по России, приказал приделать к нашей кибитке очень большие отводы. Эти отводы действительно спасали нас от опрокидыванья в ухабах, которых по дороге было бесчисленное множество; глубина их была часто более, чем высота нашей кибитки. Но эти отводы в местах, где дорога была узка, задевали за глубокий снег, ее окружающий, и мы, несмотря на то что ехали на пяти лошадях, часто задерживаемы были в пути отводами, врезавшимися в снег, и лошади с трудом вывозили нас <с места>. На одной из станций мы съехались с каким-то чиновником военной провиантской комиссии; мы его попотчевали нашей провизией, и он сказал, что будет нас сопровождать до Ставрополя; выезжая вместе с нами со станций, он всегда нас опережал; он угадывал, где мы, по его выражению, сядем, и поверял верность своих догадок, когда мы приезжали на станцию, где он нас ожидал. Этот чиновник был всегда полупьяный, но весьма вежливый и услужливый.