Моя третья жизнь.Часть вторая

К вечеру все устроилось.
Были расставлены четыре кровати и четыре бундесверовских шкафа, с сохранившимися на них фамилиями прежних их владельцев.
Два стула, маленький кухонный столик и холодильник, размером с наш допотопный, маленький «Днепр».
Правда, он марки «Сименс», и почти новый.
В полученных нами тюках оказались комплекты постельных принадлежностей – новые тонкие стеганые одеяла, подушки блинчиком, простыни и посуда: четыре кастрюльки, четыре вилки и ложки.
Огромные плоские тарелки, такие, в каких подают итальянскую пиццу, и почему-то только три штуки.
Зато маленьких сковородочек - пять штук.
Я до сих пор храню их, как память, а одну из них Татьяна в прошлом году отвезла в подарок маме, в Киев.
И все.
Больше на наших квадратных метрах ничего не поместилось.
Нам оставалось только освоить вертикальные плоскости.
На утро следующего дня пошли в Социаламмт, к тому самому господину, что писал анкету.
Встретил он нас, как старых добрых знакомых, усадил, стал расспрашивать, как мы устроились, и нет ли у нас проблем.
Проблема у нас была, и очень серьезная.
У нас небыло денег.
-Ничего страшного, сейчас получите, - бодро заявил герр.
Он прикинул дни, оставшиеся до конца месяца, посчитал на калькуляторе и выписал чек.
Получили мы на семью триста десять евро с какими-то копейками, то бишь, центами.
Так мы «упали на социал».
Паспорта с вклеенными туда въездными визами у нас забрали в тот же день, а в «Орднунгсамте» пообещали через две недели их вернуть с «видами на постоянное жительство».
На эти две недели мы получили как бы отпуск, так как без документов ничего не могли предпринимать.
А нам предстояло стать в очередь на квартиру, открыть счет в банке, отдать детей в школу и поискать себе шпрахкурсы.
Воспользовавшись вынужденной паузой, мы стали разыскивать земляков.
Одним из побудительных мотивов явилось то, что мы были совершенно лишены какой-либо информации о наших правах и обязанностях, об органах власти, о ценах на продукты, товары и услуги, а также обо всем, с чем мы должны были постоянно сталкиваться.
Забегая немного вперед, хочу сказать, что большинство тех служащих, которым вменялось работать с такими, как мы, отвечали на вопросы так скупо, что, не догадавшись спросить о чем-либо, мы оставались в неведении до следующей аудиенции.
Среди многоязычного народа, населяющего наш «хайм», преобладали арабы, курды и эфиопы; среди последних попадались и христиане.
Оказалось, что в нашем хайме есть еще одна «русская» семья, но познакомиться мы смогли лишь через неделю.
В тот год выдалась ранняя весна.
В конце марта стояла отличная погода, а на католическую Пасху, в середине апреля, днем было настолько жарко, что можно было обгореть на солнце, оставшись на час без рубашки.
Мы, «русская колония» хайма, решили отпраздновать Пасху.
Не беда, что была она католическая, мы решили отметить заодно и ту, и другую.
Компания подобралась хорошая: наша семья и семья «русских» с первого этажа со своей многочисленной родней.
Закуски и выпивка – традиционные, советские.
Салаты из свежей зелени, вечный спутник торжеств - салат «оливье», вареная картошечка с селедочкой, огурчики-помидорчики, да «русская» водка производства Дойчланд.
Некоторое разнообразие вносило легкое белое вино, купленное для дам.
Накормили и отправили играть детей, а сами начали разговоры разговаривать, «за жизнь», как таковую и о перспективах на будущую жизнь в частности.
И так выходило со слов уже поживших здесь людей, что никаких перспектив в этой жизни у нас нет.
…Я часто встречаю наших бывших соотечественников, которых хлебом не корми, а дай «поскулить».
И вот в чем парадокс: чем сильнее человек плачет о том, как ему плохо в Германии, тем крепче он держится за эту страну.
На моей памяти еще не было случая, чтобы кто-то собрал вещи и уехал назад, на Родину.
И еще одно: очень мало искренности в отношениях между людьми, каждый видит в другом конкурента.
Поэтому многие - скрытны и завистливы.
Таких дружеских связей, какие были когда-то у нас ТАМ, здесь нет.
Теперь о детях.
Мы приехали, совершенно не представляя себе, с какими трудностями столкнутся здесь наши дети.
Здесь школа не занимается воспитанием детей, этим в Германии должны заниматься только родители.
Преподаватели в школах здесь – лишь специалисты. Отбарабанил свой урок, а дальше – хоть трава не расти!
Но так уж получается, что все проявляется в школе – на уроках в классе, в спортзале, на переменах.
Давно известен факт: Германия – полицейское государство.
И совсем не обязательно присутствие полицейских на улицах городов.
Полицейским духом пропитано все немецкое общество, весь их жизненный уклад. Почитание полицейского здесь возведено в культ.
Доносительством пропитано все общество.
Коллеги доносят на коллег своим руководителям; руководители поменьше рангом «стучат» своим начальникам; школьники «закладывают» одноклассников учителям; учителя доносят о проделках коллег директорам, а все вместе, все немецкое общество доносит на всех в полицию.
Здесь это стало чем-то в виде спорта.
А некоторые, самые продвинутые в этом отношении, зарабатывают себе на жизнь тем, что получают за каждого заложенного с потрохами немецкого бюргера премию от полиции.
Известны случаи, когда перед входом в свои дома оставляют не привязанными велосипеды, а хозяева с фотоаппаратами в руках делают «засады» где-нибудь у себя на кухне.
Воришки, спровоцированные легкой добычей, попадаются на приманку, а хозяева, как потерпевшая от разбоя сторона, получают от 600 до 1500 евро в виде возмещения убытков.
Чужое брать нельзя, даже если оно ничье, но с каким иезуитством люди провоцируют на кражу, заранее обеспечивая себе доход?!
А вот еще пример из жизни.
В пятом классе идет урок физвоспитания.
Учителю некогда, у него в это время дела.
За себя он оставляет ученика с фискальной тетрадочкой, остальным дает задание: пробежать по залу 50 кругов.
У ученика с тетрадочкой особое задание: фиксировать нарушителей.
И сидит маленький доносчик, и, сопя от усердия, пишет в тетрадочку, кто и что сказал или что сделал не так.
И никто из учеников не осудит товарища, никто «по соплям» не даст за доносы. Потому что завтра на место этого Павлика Морозова сядет другой, и тоже будет писать в тетрадку.
Система. Порядок. Дисциплина.
Так и хочется сказать словами из знаменитого фильма о Штирлице: «Характер нордический, выдержанный. В порочащих связях замечен не был».

Юрий Берг
2006, Рюссельсхайм