Кооперация. Прикладное искусство

125. Кооперация. Прикладное искусство

Магазины после войны стояли пустыми. Тем не менее они были открыты. В витрине одного магазина в Госларе были выставлены деревянные тарелки. На них были выжжены пляшущие эстонки в национальных костюмах и виды Ревеля. Эстонцы называли выжигание эстонским национальным искусством. Глеб имел совещание с электриком Шимрабом, открывшим в лагере мастерскую по починке часов, насчёт возможности построить выжигательный аппарат. Тридцать лет тому назад выжигательные аппараты работали на парах бензина и имели иглы из губчатой платины.

Теперь решено было сделать аппарат в виде электротрансформатора с иглами из хромистой проволоки. Первые образцы были неудовлетворительны. Только третий аппарат оказался настолько удачен, что Шимраб сделал по его образцу несколько других. Первыми начали работать Беклемишевы. За ними выжигать стали Петренко, Шимрабы, Зорины, жившие в другом лагере.

К тому времени при английском управлении образовался отдел кооперации "перемещённых лиц". Здание отеля, конфискованное у бывшего наци, передали в руки ДиПи [(displaced persons, перемещенных лиц)] для двух целей: для устройства межнационального клуба ДиПи и для организации украинских кустарных мастерских. Клуб так никогда и не организовался. В здании были поселены на втором этаже украинцы-бандуристы, только что организованной капеллы бандуристов, в нижнем этаже были помещены: мастерская по изготовлению бандур, мастерская резьбы по дереву и выжиганию и женская мастерская шитья и вышивания.

Увлекающийся квакер Дин посвятил всю свою деятельность организации капеллы бандуристов. Бандуристы стремились к тому, чтобы вытеснить из здания другие мастерские и клуб.

В это время работа по выжиганию имела сбыт через ДиПи-кооперацию. Возглавлял её инженер Тришко. Деятельность его была не особенно успешной. Глеб же сомневался в том, что он вообще инженер. Он окончил "украинскую академию" в Праге. То он носился с идеей устроить лесопильный завод во дворе отеля (для чего требуется значительно большая площадь) и покупал шестисильный мотор для лесопильной рамы, то хотел заказывать чугунную фрезу.

Вскоре Беклемишевы стали работать на немецкие магазины. Эстонцы со своей продукцией остались позади. Объяснялось это тем, что они не выходили из рамок танцующих эстонок и видов Ревеля. Беклемишевы пользовались для своих тарелок и шкатулок орнаментом украинским, русским, персидским, индусским. Кроме того они выжигали виды немецких древних церквей и ратуш. Они продавались в трёх магазинах Гослара. Хозяин одной фабрики мебели, точившей, между прочим, и деревянные тарелки, выставил в окне пять тарелок Беклемишевых под номерами. Если его спрашивали, можно ли купить тарелку, он отвечал: купить нельзя, но можно заказать. Затем он звонил по телефону в лагерь и говорил Глебу: "тарелок №2 требуется три, №4 – две".

Затем у Беклемишевых появились заказчики в соседнем Бад Гарцбурге. Один заказчик был старый немец, владелец магазина. Беклемишевы посещали его на квартире. У него жила родственница, немка из Рейнской области. Её сын погиб на подводной лодке. Она подтвердила мнение Беклемишевых о добром сердце рейнских немцев. Каждый раз она совала Оле в руки какой-нибудь подарок. Это могло быть куриное яйцо или пара яблок. Но это было трогательно. Бедная женщина не только не чувствовала вражды к иностранцам, но жалела их.

Воспользовавшись посещением Бад Гарцбурга, Беклемишевы поднимались по канатной воздушной дороге на гору. Оттуда открывался широкий вид. Виден был и Брокен, место "собрания ведьм". В это время ведьмы были выселены с Брокена. Его оккупировали советские войска.

В кооперативных мастерских работали женщины из нескольких лагерей. Туда ходила Евгения Петровна Базилевич, жена доктора Гамалея и много молодых украинок из соседнего лагеря. Евгения Петровна забавно передавала их разговоры. Молодая украинка обычно начинала рассказ в таком духе: "Приходить мий старый и каже..."

Мастерские приобрели двух новых работников. Один называл себя художником-декоратором. Это был молодой человек небольшого роста. Звали его Марком Троицким. Был он выходцем из духовной семьи, попал в немецкий плен, будучи в советской армии. Он поступил в мастерскую резьбы и выжигания. Это был прямолинейный и весёлый человек с языком несколько испорченным советскими вульгаризмами. Троицкий недавно женился на девушке, привезенной в Германию в принудительном порядке. По словам Троицкого, она была дочерью инженера. Троицкий вносил оживление в мастерскую. Он любил декламировать, внося в текст намеренные искажения. Так, он декламировал вместо:

Но был с ними юноша Марко,

Схватил он красавицу фею

И стал целовать её жарко...

Изменённый текст:

Но был с ними юноша Марко,

Схватил он красавицу фею

И стал целовать её в шею...

Вторым новым работником была Софья Ивановна, художница из Эстонии. Привёл её священник, отец Мануил. Отец Мануил был священником православной церкви, по происхождению имеретин. Он имел иконописное лицо, появившись в лагере, троекратно расцеловался с комендантом Петренко. Евгения Петровна Базилевич пела в небольшом хоре его церкви.

Беклемишевы и жена Шимраба втроём работали над триптихом для отца Мануила. Триптих представлял собою складную раму из розового бука, куда должны были быть уставлены иконы. Рама выжигалась и раскрашивалась. Таким образом, пространство между иконами покрывалось церковным орнаментом. Глеб также сделал отцу Мануилу копию Владимира Святого ([работы художника] Васнецова) из Владимирского собора в Киеве. Отец Мануил хотел подарить эту копию другому священнику. Случайно эту копию увидели немцы, владельцы магазина. Они тотчас же попросили сделать и им Владимира Святого.

– Но это икона православной христианской религии, – предупредил их Глеб.

– Нас это интересует как "кунст" [(искусство)].

Глеб повторил копию и для них.

В связи с изготовлением триптиха отец Мануил часто бывал у Беклемишевых. Однажды он пришёл с миниатюрной девушкой, рекомендовал её как художницу и просил устроить её на работу в мастерскую. Софья Ивановна была беженкой из Ревеля. Она кончила там академию живописи. Она имела серые глаза, небольшой носик и особую причёску – волосы на затылке были зачесаны вверх. Она рассказала свою историю, наполненную трагическими событиями.

Жила она с матерью. Пережив раз приход большевиков и "добровольное" присоединение Эстонии к Советскому Союзу, мать и дочь не хотели всё это переживать вторично при отступлении немцев. Мать выехала первой, оставив Софье Ивановне адрес в Киле, по которому она должна была найти мать.

Софья Ивановна ликвидировала, как могла, вещи и выехала из Ревеля на пароходе. Был сентябрь месяц. Дул холодный ветер, по морю ходили свинцовые волны. Всем роздали спасательные жилеты. Их роздали недаром. Вскоре показался советский аэроплан. Сделав над беззащитным пароходом с беженцами круг, он сбросил бомбу. Бомба попала в корму и пароход стал тонуть. Спустили спасательные шлюпки. Несколько шлюпок перевернулось.

Софья Ивановна проплавала в холодной воде около двух часов. Терпящих бедствие подобрала немецкая канонерка. Их кое-как переодели в сухое, напоили горячим кофе и передали на следующий пароход с беженцами. Их опять догнал советский самолёт. Снова была сброшена бомба и повреждён пароход. Лётчик счёл свою миссию законченной, а пароход – тонущим, и улетел. Однако пароход, хотя и с большим креном, добрался до Киля. Мать свою Софья Ивановна не нашла. На месте дома, указанного в адресе, была груда кирпича. Софья Ивановна присоединилась к группе эстонок и попала в Дрезден.

Здесь она перенесла ужасную дрезденскую бомбардировку, которую Адя Белинг наблюдала из санитарного поезда. Был момент, когда Софья Ивановна считала свою гибель неизбежной. По обе стороны улицы, на которой она находилась, пылали дома. Горящий фосфор растекался по тротуарам и мостовой. Порыв ветра на миг разорвал дымовую завесу впереди. Мелькнула вода. Софья Ивановна, накинув пальто на голову, бросилась сквозь дым и пламя к воде. Те, кто не рискнул, погибли. Софья Ивановна прорвалась к речке и просидела на берегу её до конца бомбёжки.

Когда война кончилась, она получила от бургомистра справку, что идёт пешком на родину. Но пошла она не на восток, а на запад. По дороге она обращалась к бургомистрам городов, которые проходила, и получала у них продовольствие на три дня. Ей помогало знание немецкого языка. Так, после шести недель пути, она оказалась в Госларе. Здесь она стала работать на эстонцев, поставлявших в немецкие магазины тарелки с выжженными танцующими эстонками и видами Ревеля. Многие вещи, выставленные в витринах, были её работы.

Потом она пошла в православную церковь и встретилась с отцом Мануилом. Отец Мануил сказал, что эстонцы художницу эксплоатируют, и просил устроить её на работу в кооперацию. Софья Ивановна начала работать в мастерской резьбы и выжигания. Здесь она оказалась единственным человеком с художественным образованием. Она выжигала скачущие тройки на шкатулках и копию репинской картины "Запорожцы пишут ответ турецкому султану".

Здесь Софья Ивановна встретилась с участником капеллы бандуристов Георгием Яковлевичем Яркиным и вскоре вышла за него замуж. Софья Ивановна переселилась в украинский дом, где были мастерские и жили бандуристы. Здесь её, говорившую по-русски, встретили в штыки. Вскоре этот дом стал вообще ареной склок и ссор. Жалобы шли в английское управление. К квакерам, обслуживавшим беженцев, поступали постоянные требования. Один галичанин, числившийся директором капеллы, обратился к квакерше, которую звали мисс Ант (это было прозвище – "тётка" [от англ. aunt]), с просьбой выдать ему новое пальто. Квакерша, которой надоели постоянные требования новых вещей, спросила: "Разве вы находите своё пальто плохим?".

– Оно для меня плохо, но я могу его отдать кому-нибудь другому, получив новое.

– Если вы сами не хотите его носить, – ответила мисс Ант, – то почему вы думаете, что кто-либо другой захочет его носить?

Ссоры в доме бандуристов шли кресчендо, и, наконец, английский майор закрыл его и всё население дома переселил в обыкновенный госларский украинский лагерь.

Интересно, что уже ранее между лагерем и населением привилегированного лагеря чувствовался некоторый "классовый" антагонизм. Когда англичане дали коменданту лагеря распоряжение послать женщин для уборки "украинского дома", комендант отправил несколько "дивчат". Они вероятно думали, что идут убирать реквизированный для англичан дом, но когда увидели, что в доме живут "свои" бандуристы, сказали: "Можуть сами вымиты, не велики пани", повернулись и ушли.