123. Люди возникают из небытия
Вскоре после окончания войны немцы организовали "Зухцентрале", бюро, которое разыскивало пропавших родственников и знакомых. Глеб уплатил пять марок без всяких результатов. Он знал, что где-то в Германии существуют Белинги, Наталья Сергеевна Вакар, семейство Коваленко, Радзиевские. Но как их обнаружить?
Однажды Глеб с Петренко поехали в Геттинген. Шли с вокзала по улице. На углу стояли два немца. Один из них посмотрел на Глеба и спросил по-русски:
– Простите, вы не Глеб Петрович Беклемишев?
– Да, так меня зовут.
– Вы меня не узнаёте?
Как-то неприятно признаваться, что не узнаёшь человека. Поэтому Глеб ответил политично:
– Да, конечно, я узнаю вас. Только не могу вспомнить, где мы встречались, в Шретерсбурге или в Рейнгаузене.
– Ни в одном из них. Я работал в вашей кафедре в Киеве. Я – Кособоков.
Тут только Глеб его узнал. Обменялись адресами. Кособоков обещал приехать в Гослар. И действительно через неделю он приехал в лагерь.
Он рассказал события своей жизни начиная с прихода немцев в Киев. У него были жена и дочь. Жена была родом из обрусевших немцев. Когда немцы стали производить учёт фольксдойче, Кособоковы решили не обнаруживать своих немецких корней и не делаться фольксдойче. Однако им пришлось изменить своё намерение благодаря доносу. Это было полгода спустя после зверского убийства евреев в Киеве. Кто-то донёс, что Софья Юльевна еврейка. Ей пришлось пойти в Гестапо с документами, из которых обнаружилось её немецкое происхождение.
– Так вы же должны оформить свои права как фольксдойче.
По Софье Юльевне стали фольксдойче и Ираклий Устинович и их дочь. В 1943 году их вывезли в Германию, и Кособоков стал работать в лаборатории.
До конца войны оставалось уже немного, когда Ираклий Устинович, возвращаясь домой с работы, встретил свою дочь с офицером в немецкой форме.
– Папа! – сказала дочь, – познакомься, это мой жених.
Офицер протянул руку и сказал несколько слов на чистом русском языке.
– Папа! Мы сейчас уезжаем в Дрезден. Я оттуда тебе немедленно напишу. Они ушли, а я, рассказывал Кособоков, пришёл домой и спросил жену:
– Ты видела Люду?
– Да, – ответила она, – Люда познакомила меня с женихом и сказала, что уезжает в Дрезден.
– Я встретил их. Зачем ты её отпустила?
– Это было так неожиданно. А зачем ты её отпустил?
– Теперь ничего не поделаешь. Будем ждать письма.
Но письмо не пришло. Дочь Кособоковых приехала в Дрезден в день страшного налёта на этот город. Все розыски, предпринятые Кособоковым, ни к чему не привели. Через 8 лет родители получили письмо от дочери из С.С.С.Р. Кособоков показал Беклемишевым карточку дочери. С фотографии смотрело лицо красивой девушки двадцати лет...
Белинги жили в Геттингене у сестры Ади, Евгении Максимилиановны. Однажды Дмитрий Евстафьевич шёл по мостовой вдоль тротуара и тащил за собой "хандваген". На его беду по улице проезжал большой грузовик. На ходу у грузовика открылась тяжёлая дверь и ударила профессора Белинга по спине. Он упал. С двумя сломанными рёбрами профессор попал в госпиталь. В госпитале соседом по койке Белинга оказался Ираклий Устинович Кособоков. Оказалось, что оба говорят по-русски и оба киевляне. Стали перебирать знакомых киевлян.
– Знали вы Радзиевских?
– Как не знать. Мы жили с ними на одной улице. А не знавали ли вы инженера Беклемишева?
– Боже мой! Да я работал в его кафедре. Более того, две недели тому назад я был у него в Госларе.
– Так он тут! А его жена?
– И она здесь. Мы втроём грибы у них в лесу собирали.
Кособоков написал Глебу, и Глеб сейчас же приехал в Гёттинген. Он познакомился с Софьей Юльевной Кособоковой, красивой, большого роста, дамой и навестил Белингов. Дмитрий Евстафьевич заведовал музеем. Адя работала как бактериолог. Стали вспоминать добрые старые времена, когда жили в Букрине летом, когда Белинг был студентом, Адя гимназисткой, а Глеб только что кончил гимназию.
Потом Адя приехала в Гослар. Глеб раздобыл ещё один велосипед, и они поехали по шоссе в горы. Адя набрала корзину грибов. Потом ходили за грибами вблизи лагеря. Встретили немку с грибами. Немка собрала серые мухоморы, Оля несла поддубовики.
– О! – вскричала немка, – зи хабен гифтиге пильзен!
– Найн, – отвечала Оля, – зи хабен гифтиге пильзен ([это вы собрали] ядовитые грибы).
Так они и не переубедили одна другую.
Вскоре один служивший в английском управлении украинец попросил Глеба заниматься по математике с его сыном. Сын Бельского Ярко учился в немецкой гимназии. Знания его были настолько высоки, что ни в каком репетиторе он не нуждался. Глеб стал с ним двигаться вперёд, обгоняя гимназический курс, а потом излагал ему начала аналитической и начертательной геометрии.