Сокровища Парижа в универсальных магазинах Америки - 3

Однако Фред Гимбел был талантливым предпринимателем и умел настаивать на своем. ”Я освобожу для вас целый этаж”, — уговаривал он, имея в виду пятый этаж, куда можно было добраться на лифте и на эскалаторах. ”Мы пригласим специалистов из Голливуда для огранизации экспозиции и освещения. Сокровища каждой страны будут показаны в стиле той стра,ны, из которой их привезли. Я немедленно выделю сто тысяч долларов только для этой цели. А вы с Виктором будете назначать цены и руководить распродажей”.

Энтузиазм Фреда передался и мне, но я догадывался, что эта идея может вызвать возражения сотрудников Херста. Я был прав. Они поступили от самого Херста. Когда он услышал, что его прекрасная коллекция, его радость и гордость, может попасть на прилавки магазина  Гимбелов, он твердо решил расторгнуть наше соглашение. Мар-хин Хуберт очень извинялся, но ничего не мог сделать. Нужно было найти способ изменить решение Херста.

Я снова пошел к братьям Гимбел. ’’Послушайте, — сказал я, — ведь вам принадлежит и один из самых лучших нью-йоркских магазинов ’’Сакс” на Пятой авеню. Если бы вы согласились устроить небольшую распродажу и в нем, я уверен, что Херст пойдет на всю сделку”.

Вначале они ссылались на то, что в ’’Саксе” нет свободного места. Дело в том, что Гимбелы не хотели, чтобы состоятельные покупатели ’’Сакса” знали, что оба магазина принадлежат одним и тем же лицам.

Но в конце концов я их уговорил. В ’’Саксе” мне нужно было совсем немного места. Я считал, что, если мы устроим небольшую выставку избранных предметов в ’’Саксе”, покупатели этого магазина могут заинтересоваться и пойти на главную распродажу в магазин Гимбелов. В результате магазин Гимбелов заполучит новых покупателей. Главным аргументом, конечно, был тот, что, если братья Гимбел откажутся организовать выставку в ’’Саксе”, они потеряют всю сделку, на которой смогли бы заработать целое состояние.

Они согласились. Это успокоило Херста.

Теперь оставалось только устроить экспозицию. Верный своему слову, Фред Гимбел для оформления восьмисот квадратных метров площади пятого этажа магазина пригласил лучших голливудских декораторов.

Выставка состояла примерно из двадцати тысяч предметов, включая одну из лучших в мире коллекций средневековых доспехов, панели из комнат, отделанных в стиле Тюдоров, флорентийское серебро, резные готические двери, витражи и многое, многое другое. Двести квадратных метров на третьем этаже были отведены под выставку картин.

В сообщении для прессы я писал, что размеры коллекции равны ’’содержимому Лувра и Британского музея, вместе взятых”. А 29 декабря 1940 года газета ’’Нью-Йорк тайме” опубликовала мою статью, в которой говорилось: ’’Представьте себе, что вы приходите в музей Метрополитен и видите ярлыки с ценами на каждом экспонате. Это — единственное подходящее сравнение. Цены будут вполне доступными. Каждый сможет купить что-нибудь из херстовской коллекции”.

Одним из моих главных удовольствий при работе в антикварном магазине было привлечение людей, обычно чувствующих себя не на своем месте в картинных галереях. Я считал, что магазин Хаммеров делает важное дело, приучая обычную публику покупать высокохудожественные произведения искусства и получать от них эстетическое удовольствие. После этого люди с большей уверенностью ходят по другим антикварным магазинам. Это же чувство было для меня дополнительным стимулом при организации распродажи коллекции Херста. Мне нравилось представлять себе домохозяйку, купившую чайник в подвале Гимбелов и затем поднявшуюся на пятый этаж приобрести египетскую бусину за 99 центов или статуэтку за 9,99 доллара.

Мы предлагали различные мелочи по ценам, доступным семье со средним достатком. Например, за 325 долларов можно было купить пару очков, принадлежавших Бенджамину Франклину, в серебряной оправе с выгравированным на ней его именем, жилетку Джордж Вашингтона или сумочку его жены Марты.

По неслыханно низким ценам серьезным собирателям искусства предлагались картины Буше, агатовая ваза с отделкой из золота и драгоценных камней, приписываемая Бенвенуто Челлини, картина Андреа дель Сарто с изображением святого семейства. На картину Рафаэлино дель Гарбо с изображением мадонны с младенцем Христом, младенцем Иоанном Крестителем и двумя ангелами Виктор поставил цену 12 998 долларов — сотую долю того, что заплатил за нее Херст. Виктор решил, что 998 долларов будут справедливой ценой за картину фламандского художника Давида Тенирса-младшего с изображением танцев в деревне. Сегодня обе эти работы стоят по крайней мере в 25 раз больше.

Виктор отвечал также за подбор продавцов. Он собрал удивительный штат, состоявший из любителей искусства, музейных работников, студентов и профессиональных продавцов, которые должны были давать объяснения покупателям, и прочел им лекцию об истории и особенностях предлагаемых предметов.

Я отвечал за привлечение покупателей. После распродажи сокровищ Романовых я знал это дело как свои пять пальцев.

Банкир Роберт Леман, один из директоров магазина Гимбелов, хотел истратить сто тысяч и нанять лучшее в стране рекламное агентство. Я сказал совету директоров, что это будет пустая трата денег. ’’Если Бернард Гимбел представит меня издателям нью-йорк-ских газет, нам не придется никого нанимать. У нас есть прекрасная история, и я знаю, как рассказать ее прессе”.

Все еще сомневаясь, Бернард пошел со мной к журналистам. Я захватил с собой специально подготовленный альбом фотографий лучших предметов из коллекции Херста и рассказал историю каждой вещи. В результате эти истории попали на первые страницы газет перед самым открытием выставки-распродажи.

В день появления первых статей в газетах мне и Гимбелам позвонил Мартин Хуберт. ’’Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы в печать больше не попадало статей без нашего одобрения”, — сказал он с раздражением. Он боялся, что на его голову обрушится хорошо известный гнев босса.

Причиной опасений Хуберта была написанная мной статья, в которой упоминалось, что выставленная на продажу часть коллекции Херста предварительно оценена в пятьдесят миллионов долларов. Хотя я взял эту цифру из рекламного материала самой Международной корпорации, Хуберт боялся, что старик может обидеться и отменить распродажу. Херст не хотел создавать впечатления, что его дела плохи и ему приходится продавать свою личную коллекцию. Международная корпорация должна была создавать впечатление, что он, Херст, не имеет к распродаже никакого отношения.

На следующий вечер Мартин Хуберт имел несколько раздраженных звонков из Сан-Симеона, после которых он назначил мне встречу на три тридцать 30 декабря.

Я пришел к нему с тяжелым предчувствием, ожидая, что мне скажут, что я уволен. Когда я вошел в кабинет, бесстрастное выражение дица Хуберта не развеяло моих опасений.

”Мы с трудом избежали крупных неприятностей, — начал он. — реклама в газетах была отличной — мы никогда не видели ничего подобного. Однако в будущем, ради бога, старайтесь быть осторожней. Старик разбудил меня первым звонком в час ночи. Я объяснил ему, что мы только повторили рекламу его корпорации. Ему понравилось ваше сравнение его коллекции с коллекциями Лувра и Британского музея, вместе взятыми, и он поставил мне в пример вашу брошюру”.

Я вздохнул с облегчением. ’’Настоящая причина его раздражения, — продолжал Хуберт, — заключается в том, что в глубине души он вообще не хочет ничего продавать. Но я докажу ему, что мы правы и универсальные магазины — лучшее место для продажи коллекции. Ваше упоминание о пятидесяти миллионах было как красный плащ перед глазами быка”.

Глядя назад на эти события, я понимаю теперь, что в то время Хуберт и его коллеги жили в вечном страхе перед ’’стариком”. Несомненно, у Херста был тяжелый характер, но я не считал его таким чувствительным, каким его представлял Хуберт. Понятный страх сотрудника перед боссом часто приводит к нездоровому консерватизму в поступках подчиненных.

Наконец эта буря в стакане воды утихла, и мы были готовы к открытию распродажи.

Чтобы привлечь людей с деньгами, я разослал покупателям ’’Сакса” сто тысяч приглашений на гербовой бумаге на торжественные приемы в вечерних туалетах, которые проводились в обоих магазинах в течение трех вечеров перед открытием выставки для остальной публики.

Ни одно место на земле не видело больше торжественных приемов, чем Нью-Йорк, поэтому жителей этого города довольно трудно чем-нибудь удивить. Однако коллекция Херста, казалось, немного поколебала их равнодушие.

На каждый из трех приемов приходилось приглашать полицию, чтобы сдерживать толпу гостей и зевак, которые осаждали магазины. Каждый вечер магазины осаждало более тридцати тысяч посетителей. В полном триумфа объявлении в газете ’’Нью-Йорк сан” 8 февраля 1941 года Гимбелы объявили, что в один вечер их магазин привлек больше публики, чем три главных нью-йоркских музея искусств за неделю!

Художественный обозреватель ’’Нью-Йорк тайме” Эдвард Джуэл, от которого ожидали осторожной оценки, писал: ’’Только искушенный специалист с шорами на глазах смог бы устоять перед этим удивительным разнообразием произведений искусства всех периодов и из разных частей света. Впечатление удивительное”.

Привлекшая вначале столь широкое внимание публики распродажа продолжалась с неослабевающим успехом. К поздней осени 1941 года был достигнут первый рубеж — выручено пять миллионов долларов. Выставленные вначале в ’’Саксе” предметы постепенно перекочевывали на другую сторону Манхэттена в магазин Гимбелов, не вызывая при этом снижения интереса публики.