Моя история - 67

Тем временем я вернулся обратно в Израиль, где меня ждали новые выступления. Я еще не догадывался, что произойдет событие, которое очень серьезно повлияет на мою репутацию и на всю мою карьеру, едва не уничтожив полностью веру людей в меня. А дело было вот в чем. Этот человек, устроитель встречи с мисс Лорен, остался в Риме еще на два дня, после того как я уехал. Я и понятия не имел о том, чем он там занимался. Но не прошло и недели, как я обо всем узнал. Оказывается, он взял одну мою фотографию и один снимок Софи Лорен и договорился с итальянским фотографом, чтобы тот сделал фотомонтаж, соединив два кадра так, словно мисс Лорен и я сфотографированы вместе. Эта фотография появилась во всех крупнейших израильских газетах. Под фотографией была подпись, которая гласила, что Ури Геллер посетил мисс Лорен у нее на вилле в Италии. Это была чистейшая правда, но фотография-то была подделкой. И, разумеется, об этом в скором времени узнали. Теперь уже огромные заголовки по всему Израилю говорили о том, что фотография Ури Геллера с Софи Лорен — дешевая подделка.

По моей репутации был нанесен тяжелейший удар. Я погрузился в глубокую депрессию. Я понял, что именно это прикончит меня. После этого я пошел к менеджеру и сказал, что, если он сейчас же не разорвет наш контракт, я буду вынужден с ним судиться. У меня не было другого выбора. Фальшивая фотография была сделана без моего ведома. Вместе с другими материалами, которые мой юрист собирал против менеджера, этот факт сыграл бы в мою пользу на любом суде. Хоть поддельная фотография доставила мне массу огорчений, она тем не менее резко увеличила посещаемость во время моих выступлений.

Целая серия того, что можно назвать серьезными профессиональными выступлениями, началась в Израиле ранней весной 1970 года. А в июне того же года я выступил перед группой студентов технологического факультета крупного института в Хайфе. Этот институт готовил ученых-исследователей и инженеров для всей страны. Через некоторое время после этого ко мне пришел один довольно широко известный в стране отставной полковник израильской армии. Он сказал, что на его сына произвело огромное впечатление мое выступление в технологическом институте. Полковник, как выяснилось, уже связался с какими-то американскими учеными, заинтересованными в том, что я делаю. Он сообщил мне, что Ицхак Бентов — израильский ученый, работающий в Бостоне, хотел бы всесторонне изучить «эффект Геллера», если, конечно, я дал бы согласие на то, чтобы меня подвергнули научным опытам. С тех пор как Амнон Рубинштейн впервые предложил это, я все чаще и чаще думал о работе с учеными. Честно говоря, у меня были противоречивые чувства по этому поводу. Не потому, что я считал, что у меня есть то, что я должен прятать, а потому, что сама идея подвергаться каким-то тестам и экспериментам внушала мне некоторые опасения. Особенно меня смущало изначально предубежденное отношение многих ученых ко мне и к моим опытам. Еще не в чем не убедившись, они уже публично обвиняли меня в шарлатанстве и обмане. Естественно, это меня очень расстраивало. И кроме того, надо мной довлел мой вечный комплекс неудачи. Я очень боялся, что в присутствии ученых ничего не произойдет.

Полковник же был, по всей видимости, в прекрасном настроении. Хотя мне показалось, что он и сам не знает, верить мне или нет. Он мне сказал: «Посмотри. Я не хочу на тебя давить. Но если ты согнешь вот сейчас в моем присутствии кусочек металла, я могу послать его к своему другу — ученому в Америку, и он сделает квалифицированный анализ в своей лаборатории. Это только для начала». Мне не хотелось гнуть какие-то свои предметы, потому что это могло вызвать подозрение. А единственный кусочек металла, который был у него с собой, — простая булавка. Я сказал ему, что булавка очень тонкая и ее слишком легко согнуть. Но он убедил меня, что в качестве первого теста это вполне подойдет. Тогда я попросил полковника зажать булавку в кулаке, а сам ладонью провел над его сжатой в кулак рукой, не дотрагиваясь до нее. Потом сосредоточился, сконцентрировал все свое внимание на булавке, как я это обычно делаю, говоря себе: «Сгибайся, сгибайся». Когда он раскрыл ладонь, булавка оказалась сломанной пополам. Я, разумеется, к ней даже не прикасался. Это произвело на него сильное впечатление. Он тут же положил оба кусочка в конверт и сказал мне, что отправит их в США. Тогда я не отдавал себе отчета в том, как это может изменить всю мою жизнь.

Я продолжал заниматься своими обычными делами. Выступал в школах, университетах, театрах, дискотеках. Несмотря на поток обвинений в прессе и заметное падение моей репутации после инцидента с Софи Лорен, большинство выступлений проходили успешно и вполне позволяли содержать нас с мамой.

Я проводил все больше времени с Айрис и все меньше и меньше видел Яффу. Несмотря на полную безвыходность ситуации, я все равно любил ее. Я рассказал ей все об Айрис. Но как бы я ни был открыт и откровенен с Айрис, я никогда ничего не рассказывал ей про Яффу. И это меня очень волновало. Во мне происходила какая-то внутренняя борьба. Что-то меня постоянно удерживало. Может быть, я знал, что любовь к Яффе навсегда останется в моем сердце, а может быть, мне просто не хотелось причинить боль Айрис.

Я  никак не мог принять окончательного решения по поводу научных экспериментов, пытался преодолеть свой страх. Меня постоянно мучил вопрос: соглашаться ли мне на поездку, если она будет мне предложена? Или, может быть, лучше тихо и незаметно завершить свою карьеру демонстратора и вернуться к обычной работе?

До меня дошло известие, что несколько ученых изучили поломанную булавку, которую послал в США полковник, получив довольно любопытные результаты. Теперь они хотели бы предложить исследования сперва в Израиле, а потом, может быть, в Америке. Для меня открывалась возможность уехать из Израиля в большую страну, и я подумал, что ничего не потеряю, если попробую поработать с учеными. Мне удалось расторгнуть контракт с менеджером, я был теперь снова свободен, и никто не мог указывать мне, что я должен делать.

Начиналась новая страница моей карьеры. Она круто изменила мою жизнь и превратила ее во что-то поистине потрясающее. Мне даже никогда не снилось, что я буду занят тем, чем я сейчас занимаюсь.