Моя история - 61

Мне было отпущено три месяца, за которые я должен был полностью поправиться. Делать было совершенно нечего. Поэтому я стал искать работу. Одна знакомая девушка из Тель-Авива сказала мне, что устроилась инструктором в лагере отдыха для детей, и предлагала поработать там вместе с ней. Я согласился. Хоть немного заработаю, да и жить буду рядом с Тель-Авивом. Моя левая рука и плечо были в гипсе, но с правой все было в порядке. Она зажила, только остались небольшие шрамы. А вот левая болела. И даже когда сняли гипс, нужно было какое-то время ходить на лечение. Врач сказал, что руку необходимо постепенно разрабатывать и тогда я, может быть, смогу полностью ее вытягивать. Это меня немного огорчало, но, после того что случилось с моими друзьями, у которых не было ног, рук, глаз, я понимал, что мне сильно повезло.

Оглядываясь назад, понимаю, что именно этот детский лагерь стал поворотным, решающим моментом моей жизни, резко изменившим всю мою дальнейшую судьбу. Там, по сути дела, и начались последовательные и целенаправленные сеансы демонстрации моих странных энергетических сил. Лагерь назывался «Алумин» и находился приблизительно в часе езды от Тель-Авива. На территории росли роскошные пальмы, был приличный плавательный бассейн, спортивные площадки. Отдыхало там около 200 детей в один заезд. Через каждые три недели был новый заезд. Меня оформили инструктором. В мои обязанности входило, чтобы ребята не скучали и не безобразничали. В одной из моих групп был парнишка лет 12–13 по имени Шимшон Штранг. Кто-то придумал ему кличку Шипи. Я часто сидел с ним и другими ребятишками на зеленой лужайке и рассказывал им всевозможные истории и сказки. Я рассказывал про пещеры на Кипре и те фантастические истории, которые придумывал для ребят в классе миссис Агротис, Шипи требовал от меня все новых и новых рассказов. И в конце концов я ему рассказал о некоторых странных вещах, которые со мной случались на протяжении всех этих лет.

Я решил попробовать заняться телепатией, повторить кое-что из того, что у нас получалось с миссис Агротис, и обратил внимание на уникальные результаты тех экспериментов, которые я проводил с Шипи. Я записывал цифры так, чтобы он не мог их видеть, и он каждый раз абсолютно точно угадывал их настолько постоянно, что я был просто потрясен. Иногда он уходил наверх к зданию, рисовал там какие-то картинки, которые прятал в конвертах, а я сидел внизу на траве и рисовал те же самые вещи. Я пытался повторить это с другими ребятами, но с ними так не получалось.

Потом мы стали гнуть разные предметы — ив общем-то выходило у всех, но у Шипи опять же в десятки раз лучше, чем у остальных. Если большинству ребят с моей помощью удавалось согнуть ключ или ложку на угол 10–15°, то у Шипи в мгновение ока все предметы сгибались под углом 90°. Я недоумевал — чем же он отличается от остальных?

Шли дни, и мы с ним продолжали заниматься нашими экспериментами уже вдвоем в свободное от моей работы время. Мы сидели и гнули гвозди одним мановением руки, заставляли бегать по кругу с бешеной скоростью стрелки часов и т. п. Он немного рассказал мне о себе. Оказалось, что его отец немец, а мать русская. У Шипи были две старшие сестры — 19-летняя Ханна и Шошанна, которой было около 20 лет. Скоро они должны были приехать в лагерь навестить его.

Мне очень понравилась Ханна. Я бы не сказал, что она была красавица, но у нее было милое, привлекательное лицо с очень индивидуальными чертами. Ее зеленые глаза напоминали мне Яффу. Я рассказал ей про все, что происходило с Шипи. Попробовал некоторые из наших экспериментов на ней, но результаты были очень слабые. И тогда мы с Шипи продемонстрировали ей этот феномен. На нее это произвело колоссальное впечатление, она никак не могла поверить своим глазам.

Перед тем как Шипи уехал, я записал его адрес и обещал обязательно найти его. Тем временем я получил известие, что не могу вернуться в парашютные войска из-за характера ранений. В общем-то я был даже рад этому. У меня оставалось всего восемь месяцев службы, и, поскольку война к этому времени уже закончилась, мне было практически безразлично, где их провести. Меня направили в регулярные войска, где поручили заниматься поиском дезертиров.

Работа моя состояла в том, что я приезжал на мотоцикле в маленькие деревушки и проверял все дома в поисках тех, кто избегал службы в армии. Когда я их находил, то заставлял подписать бумагу о том, что они явятся на следующий день в армейскую базу. Я объездил очень много мест до самого Иерусалима, пробираясь через горы, через огромные орошаемые поля, через оккупированные арабские деревни. У меня было время подумать. Я думал о войне, о друзьях, которые погибли, о том, какой будет мирная жизнь, о том, что происходит с человеком, когда он попадает на войну. Я не мог понять, как наш разум соглашается с этим диким разрушением и уничтожением. Мне хотелось, чтобы больше ничего подобного никогда не происходило. Я закрывал глаза и снова видел тяжелораненых парней, видел солдат, которые выглядели как какие-то чудовища — без глаз, без ног, без рук, парней в колясках, которые на всю жизнь к ним теперь прикованы. Попробуйте себе представить, что вам двадцать лет, а вы не сможете больше заниматься любовью. Дико. Страшно. Но, может быть, если парень умирает молодым, это угодно Богу? Может быть, по какой-то причине он нужен Богу именно таким и он его тут же забирает? Нет мне ответа…

Теперь я чаще виделся с отцом. Он жил в местечке Гива-та-им, неподалеку от Тель-Авива. К тому времени он сошелся с одной молодой женщиной, много моложе, чем он, и жил с ней. Сам он по-прежнему выглядел здорово, был стройным, подтянутым, и его возраст было очень трудно определить. Я всегда мог прийти к нему в гости со своими девушками. И мы все хорошо понимали друг друга, не чувствуя никаких возрастных барьеров.

Однажды я ехал от отца и совершенно случайно увидел на улице Шипи. Честно говоря, я не сдержал своего обещания найти его. Мы оба очень обрадовались, увидев друг друга, и я узнал, что он живет совсем недалеко от моего отца. На следующий же день я приехал в гости к Шипи и его семье. У него были очень приятные родители — добрые и интеллигентные люди. К тому же я был счастлив видеть Ханну.

Их отец рассказал мне, что, вернувшись из лагеря, Шипи ни о чем больше не мог и не хотел говорить, кроме наших с ним удивительных экспериментов. Я ближе познакомился с Ханной и стал встречаться с ней. У нас были очень необычные отношения — любовь, совершенно непохожая на все, что было у меня раньше.

Со временем я стал как бы членом их семьи, так мы все были друг к другу привязаны. Шипи готовился к бар мицва, я был, конечно, приглашен на церемонию.

Шипи рассказал учителям в школе про те удивительные вещи, которые происходили с ним в лагере, и никто ему, разумеется, не поверил. Тем не менее директор школы сказал ему, что в школе есть фонд, из которого они платят за выступления на воскресных митингах, и если я стогу прийти и продемонстрировать свои возможности, то они смогут заплатить 36 фунтов. Шипи не сомневался в том, что учителям и ученикам обязательно очень понравится. Я подумал, что это прекрасная идея, — ведь еще не кончилась моя служба в армии и мне нужны были деньги. Поэтому я согласился и вместе с Шипи пошел в школу. Волнуясь, я вошел в зал, до отказа забитый ребятами и учителями, сидевшими на первых рядах.

Тогда ж первый раз в жизни поднялся на сцену и предстал перед зрителями. Не знаю, может быть, я родился профессионалом, но мне очень понравилось это ощущение. Я, правда, никак не мог объяснить, что им предстоит увидеть, не знал, как объявить программу. Тогда я просто сказал: «Смотрите внимательно» — и начал демонстрацию. Сперва я занялся телепатией. Мне в этом помогала школьная доска. Я поворачивался к ней спиной, и пытался отгадать, что разные дети рисовали на ней. Кроме того, Шипи заранее попросил, чтобы учителя приготовили свои рисунки и заклеили их в конверты, принесли из дома сломанные часы, ключи и ложки. В этот вечер у меня все получалось. Представление продолжалось более двух часов. Никто не хотел уходить домой. Все аплодировали. Больше всего я был поражен реакцией зрителей. Хотя тогда я еще не понимал, что именно в этот момент во многом была решена моя будущая жизнь. Я, конечно, не задумывался о том, к каким сложным задачам и выводам все это меня приведет, и о том, что мое имя скоро станет известным во всем мире.