В то самое время, когда боевая организация готовила покушение на Дурново, Гапон вступил в переговоры с Рутенбергом, суля ему золотые горы, если он перейдет на сторону полиции. Как я и предполагал, это предприятие не увенчалось успехом, но я не предвидел, что для Гапона оно так катастрофически закончится. Рутенберг сделал вид, что он готов принять предложение Гапона. Тотчас же после первого разговора с Гапоном он уведомил центральный комитет партии социалистов-революционеров, что Гапон стал агентом полиции. Центральный Комитет вынес Гапону смертный приговор и возложил выполнение его на самого Рутенберга. Он должен был заявить о своей готовности встретиться с Рачковским в присутствии Гапона и при этой оказии убить обоих.
Один из моих агентов доложил мне в наиболее существенных чертах об этом плане двойного покушения на Рачковского и Гапона. Я позвонил Рачковскому и осведомился, насколько двинулся вперед Гапон со своей работой. Рачковский ответил:
Дело идет хорошо, все в порядке. Как раз на сегодня условлена моя встреча с Гапоном и Рутенбергом в ресторане Контана. Хотите и вы придти?
Петр, я не приду, — сказал я. — и я советую также вам не ходить. Мои агенты сообщили мне, что на вас организуется покушение.
Рачковский:
Но... как можете вы этому верить? Прямо смешно!
Как вам угодно будет, — сказал я.
Я повесил трубку, но какое-то внутреннее беспокойство побуждало меня еще раз позвонить Рачковскому. Его не было дома. У телефона была его жена, француженка. Со всей настойчивостью я предложил ей удержать мужа от посещения Контана. Там грозит ему несчастье. Она обещала мне. Вечером я отправил в ресторан сильный наряд полиции и чинов охраны. Они видели, что Гапон и Рутепберг вошли в отдельный кабинет ресторана, специально заказанный Рачковским. Соседний кабинет был занят каким-то подозрительным обществом. Рачковский не явился.
Когда Рутенбергу стало ясно, что Рачковский и в дальнейшем не придет на свидание с ним, он решил покончить с Гапоном. Он приступил к делу с величайшей оглядкой и расчетливостью. Позже он рассказал своим друзьям о последнем акте гапоновской трагедии.
10 апреля 1906 года Рутенберг привез Гапона в Озерки на пустую дачу у финской границы, якобы для оформления переговоров о поступлении на службу в полицию и о размерах той суммы, которую надо получить за выдачу боевой организации. В соседней комнате Рутенберг припрятал группу рабочих, которая через дверь слушала весь разговор его с Гапоном и пришла в ужас от того, что услышала. Гапон уговаривал Рутенберга согласиться на предложение Рачковского и взять 25.000 рублей. Затем, в ответ на наводящие вопросы, перед лицом подслушивающих свидетелей из слов Гапона развернулась не вызывающая никаких сомнений сцена полного разоблачения Гапона в качестве агента Департамента Полиции, готового все и вся продать а руки последнего. Когда Рутенберг поставил Гапону в упор последний вопрос: "Ну а если я приду к товарищам и сообщу им, что ты меня обратил в агента полиции и что ты хочешь выдать полиции Боевую Организацию?" — и Гапон в прежнем тоне ответил: "Никто тебе не поверит. Все сочтут тебя идиотом, а я буду все отрицать", — тогда Рутенберг больше не мог выдержать. Он отворил дверь в соседнюю комнату и позвал сидящих там рабочих, не проронивших ни слова из признаний Гапона.
Не слушая объяснений и причитываний, рабочие связали его, накинули петлю на шею, и в 7 часов вечера все было кончено. Труп прославленного недавно еще вождя красного воскресенья, а затем агента Рачковского лицом к стене висел в заброшенной даче в Финляндии свыше целого месяца, и прошло изрядное время, прежде чем мы узнали о печальном конце Гапона.
Рачковский, правда, всячески опасался, что с ним что-то случилось, так как в течение долгих дней о нем не было никаких известий. — но особенно он этим делом уже не интересовался. Его интерес к грандиозному проекту Гапона при помощи Рутенберга заполучить секретную центральную агентуру, которая осведомляла бы его о каждом шаге боевой организации, — значительно охладел с того дня, когда он понял, что такого рода предприятия могут грозить опасностью и ему. Мне лично, еще прежде, чем я узнал о событиях на даче в Озерках, было ясно, что в данном случае, благодаря неверному учету средств и возможностей и поспешному и глупому подбору исполнителей, здравая идея превратилась в свою полную противоположность. Когда затем я неожиданным и странным образом узнал страшную истину, я сделал из нее только вывод, что такое чрезвычайно важное орудие в наших руках, само по себе имеющее все шансы на успех, как секретная агентура во вражеском стане, требует при своем применении большой осторожности, - и в неумелых руках оно легко превращается в орудие только для нанесения ущерба нам самим. Ведь только по счастливой случайности Рачковский, вогнавший Гапона в ужасную смерть, сам не разделил его участь. Мы больше не говорили с Рачковским об этом деле. Случай с Гапоном никак не является славной страницей в истории Департамента Полиции.
Свободное копирование
