Если у нас есть сердце и в нас есть что-то хорошее, мы обязаны этому деревне, а не городу. В деревне, не знаю, как или почему, мы начали понимать многое, чего большие еще не подозревали и поняли лишь десяток лет спустя. За наши несвоевременные взгляды мы даже неоднократно претерпели.
Я помню, как однажды в большой зале сестры поочередно читали вслух «Хижину дяди Тома» - книгу, которой все тогда увлекались. Слушателями были тетя Ехида и гувернантка; Зайка и я тоже слушали, но прячась в углу.
Большие возмущались рабовладельцами, которые продают и покупают людей, как скотину, плакали нал участью бедного Тома, удивлялись, как люди с нежным сердцем могут жить в этой бессердечной Америке.
- У нас тоже продают и покупают людей, - фистулой сказала Зайка.
- Что за глупости ты болтаешь? Откуда ты это взяла? - сердито спросила сестра.
- Продают, - упорно повторила Зайка.
- И бьют, - поддержал я Зайку.
- Перестань болтать вздор. Где ты видел, чтобы кого-нибудь били? Разве тебя когда-нибудь били?
- Нашего конюха Ивана высекли, а вчера отец…
- Как ты смеешь так говорить о своем отце, сморчок! - сказала тетя.
Видя, что я вызвал гнев тетушки, Зайка храбро бросилась мне на помощь:
- А разве папа не купил Калину?
- Это совсем другое дело. Папа его купил потому, что офицер был беден и ему были нужны деньги.
- Это неважно. Важно, что человека продали и купили, как и в Америке.
- Это ничего общего с Америкой не имеет, - сказала тетя.
- Имеет, имеет, - сказал я.
- Негров привезли издалека, их насильно оторвали от их любимой родины, а наши мужички русские, как и мы, - сказала старшая сестра.
- Моя дорогая, ты совершенно напрасно пытаешься объяснить этим бесстыдным детям то, что ясно, как божий день, - сказала тетя.
- Не отлынивайте, - сказал я. - А почему конюха высекли?
- Он заслужил. Но его наказали не из жестокости, как бедного Тома.
- А почему отец…
- Что?! Да как ты смеешь осуждать отца! - крикнула Ехида и встала. - И тебя за это нужно высечь. Я сейчас пойду к отцу…
- Оставьте, тетя, - сказала Вера, - а вы - марш в детскую в угол.
Так мы и не узнали конца истории бедного Тома, которого нам так было жалко. Зато мы были наказаны за правду.
