Бесчинский все же решил опередить Буштаба, не открывая, однако, карт Боровскому, а в особенности Михайлову («Как-никак городской голова. Этот козырнее членов управы!»). Он им сказал, что звонили немцы со станции Марцево, требуют сдачи города. Надо ехать.
— Нужен автомобиль! Автомобиль, понятно?
— Большевики угнали все машины! — испуганно сообщил Михайлов. — Поедем в кабриолете!
— А лошадь? — спросил Боровский, оживая. До этой минуты он молчал. Руки у него тряслись, он ежеминутно смотрел на часы.
— По-моему, лошадь они с собой на пароход в Ейск не взяли, — заметил Бесчинский. — Велите запрягать!
Михайлов потоптался с минуту, потом сказал: — Я видел, кучер управы Дмитрий ушел с большевиками…
— Идем! — крикнул Боровский, и все трое бросились в дверь.
Во дворе управы было пустынно. Дощатая дверь конюшни, раскрытая настежь, скрипела на ветру ржавыми петлями.
В конюшне царил полумрак: маленькое окошко у самого потолка еле пропускало свет. За решетчатой дверью в глубине конюшни тыкалась мордой в прутья решетки небольшая караковая кобылка. Увидев Михайлова, она приветственно заржала.
— Вы умеете запрягать? — спросил Бесчинский. — Имейте в виду, осталось двадцать минут!
— Сейчас увидите, что вы тоже умеете! — огрызнулся Михайлов, и все трое принялись за дело: выкатили во двор из сарая щегольской кабриолет, вывели из денника лошадь и затолкнули в оглобли.
— Кто будет править? — отрывисто спросил Боровский.
— Я! — сказал Михайлов и влез на козлы. Кобылка заплясала на месте.
— Откройте ворота! — крикнул Бесчинскому Михайлов, с трудом сдерживая лошадь. Боровский молодецки вскочил в экипаж. Бесчинский рысцой побежал к воротам…
Через минуту кабриолет помчался по Петровской улице за город. Немногочисленные в этот ранний час прохожие с величайшим интересом глядели вслед необычному выезду с важными седоками и еще более важным кучером. Уже за городом, у здания больницы, Михайлов натянул вожжи, откинувшись назад, почти на головы седоков.
— Белый флаг! — взволнованно воскликнул он. — Пойдите, Аркадий Семенович, в больницу и попросите простыню!
Бесчинский послушно соскочил с подножки экипажа и ринулся в двери обветшалого двухэтажного здания.
— Иван Иванович, скорее белую простыню! — крикнул он, вбежав в фельдшерскую. — Едем сдаваться!
Фельдшер, известный всему городу Иван Иванович Иванов, пошевелил рыжими усами и спросил себя, не с пьяных ли глаз померещилось такое. Он стоял в нерешительности, когда Бесчинский, вздымая к небу запачканные дегтем руки, сказал с одышкой:
— Немцы! Понимаете? Еще десять минут, и начнется обстрел. Скорее простыню!
Фельдшер исчез и мгновенно появился в дверях с простыней. Схватив ее, как эстафету, адвокат ринулся назад.
Экипаж помчался дальше за город, к станции Марцево, по пыльной дороге меж зеленевших юной зеленью Полей, вдоль берега Азовского моря, такого узкого в этом месте, что ясно был виден противоположный берег.
— Скорее! — повелительно крикнул Боровский городскому голове — совершенно так же, как если бы на козлах сидел управский кучер Дмитрий. Михайлов послушно хлестнул по крупу лошади вожжами, кобылка, обидевшись, засбоила.
Свободное копирование
