Четырехэтажные корпуса располагались буквой «П», во всех окнах ярко горел свет. Большая куча угля была свалена под стеной здания, за которой скрывалась маленькая дверь в полуподвальное помещение, где была конурка — парикмахерская и чуть подальше — баня.
— Стригите их наголо, — приказал прапорщик.
— Это, начальник, мы делаем запросто, — ответил зэк-парикмахер.
На бетонный пол полетели густые волосы брата. После него я сел на табуретку и с печалью наблюдал, как падали длинные пряди моих волос. Сколько раз мне и брату приходилось отстаивать наше право носить такую прическу, какая нам нравилась, а не ту, какую требовали пропагандисты советского бытия. Я сидел и ругал себя в душе за эту злополучную финскую баню. Мне было страшно за брата, с которым я расстанусь через минуты. В голове все ещё отчетливо звучали слова сопровождающей.
— Да, Шурик, сейчас ты выглядишь, как настоящий дурак, — сказал Миша.
Он не видел себя. На его голове машинкой были выстрижены кривые полосы с клочьями неровных волос, отчего он тоже очень походил на дурака. Карлен стоял рядом и был похож на уголовника.
Баня оказалась рядом. В маленьком полутемном помещении нам приказали раздеться догола и сложить вещи в свои рюкзаки. С ржавых труб свисали ржавые лейки. Лужи грязной мыльной воды стояли на холодном бетонном полу.
— Мойтесь скорее, горячей воды нет! — поторапливали подоспевшие санитары.
— Кто в седьмое, подойди ко мне? Кто в десятое? Иди сюда? — командовали они из раздевалки.
— Вытирайся и одевайся в это! — указал мне санитар на лавку, где лежали в желтых пятнах полотенце, кальсоны с рубашкой и что-то похожее на тапочки. Я надел застиранные с пятнами от крови кальсоны большого размера с огромным вырезом для ширинки и двумя тесёмками вместо пуговиц, маленькую с очень короткими рукавами рубашку без воротничка. Я пытался прикрыть ею разрез ширинки, но ничего из этого не получалось. В другом конце бани стоял уже одетый в больничный наряд брат. Он был подавлен. Молчал. Я понимал, как тяжело ему сейчас. Впервые за свои двадцать один год он, проживший в родительском доме, вот так, сразу, оказался в таком жутком месте.
— Давай, Шурик, пока! — махнул он рукой и поплелся за санитаром.
Я напялил рваные непарные штиблеты и тоже пошел за своим санитаром. Мы обошли угольную кучу и зашли в корпус. Металлическая лестница, огороженная высокой решеткой, чтобы предупредить попытку самоубийства, вела наверх. Мы поднялись на четвертый этаж. Санитар отмычкой открыл массивную дверь, за ней был широкий с деревянными полами коридор. Ярко горели лампочки. Было чисто, пахло хлоркой и лекарствами. Толстенькая молоденькая медсестра в больших очках заливалась громким смехом. Долговязый санитар, стоявший рядом с ней, рассказывал вульгарные анекдоты.
— А ну, иди сюда, — увидев меня махнула она мне рукой, продолжая смеяться. Мне было очень стыдно приблизиться к ней в этом наряде. Кальсоны на завязке не держались и спадали. Я оттянул как можно ниже рубашку, прикрыв ширинку и подошел.
— Рассказывай! Что натворил? — сменив смех на повелительный тон, спросила она.
— Переход границы у него, — ответил мой санитар и добавил: — С братом он здесь вместе.
— Так что б вы там делали? Вы б там с голоду сдохли и с мусорных куч бы не вылазили или у вас золотишко с собой прихвачено было? — с умным видом спросила медсестра, она очень походила на обезьянку.
— Ничего у нас не было. Нас задержали финны и выдали.
— Финны?! — удивленно протянула она. — Так вы были уже там ?.. Вот видите, никому вы не нужны, даже там.
— Нет, почему? — вступил в разговор долговязый санитар, который по своему развитию, похоже ничем не отличался от этой обезьянки в очках. — Если б они были учеными или имели кучу денег, их бы не выдали.
Я знал, что они скажут дальше, что там мы вынуждены были бы клеветать на родину, чтобы выжить.
— Правда, им предложили бы работу против Советского Союза или заслали бы домой, как шпионов, — закончил свою речь долговязый санитар.
— Правильно вы говорите, но мы и не думали там оставаться. Это хорошо, что финны нас выдали, а то неизвестно чем это всё могло бы закончиться, — добавил я чувствуя себя дураком в глазах этих людей, желая поскорее закончить эту глупую дискуссию.
— Ничего, не расстраивайся! — рассмеялась снова медсестра, — подлечат тебя здесь, и никакие заграницы тебе больше не будут нужны.
— Семеныч! — обратилась она к моему санитару, — принеси постель и в надзорную палату его.
Свободных мест в палате не было. В большой комнате ярко горели лампочки. Рядами стояли вплотную белые тяжелые металлические кровати, на которых спали люди с желтыми лицами мертвецов. Окна с толстыми решетками были открыты, но в палате было душно. Ядовитый запах лекарств, хлорки и пота стоял в воздухе. Я лег на матрас в проходе у дверей и хотел как можно скорее заснуть, не видеть всего этого.
Свободное копирование
