Записные книжки полковника Иванишина - 7

22 окт[ября] 1905

 22 окт[ября] объявлен Высочайший указ Правительствующему Сенату, подписанный Государем 21 окт[ября], о даровании амнистии некоторым политическим арестованным. По указу дела о политических арестованных, не обвиняемых в насильственных действиях, по которым производились следствия, подлежали прекращению и забвению, а отбывавшим уже наказание политическим арестованным дарованы смягчения по степеням. С начала месяца /.../ заведующий арест[антскими] помещ[ениями] подпол[ковник] Веревкин[1] заболел, и комендант приказал мне исполнять его обязанности, как например: допуск арестованных к свиданиям, присутствие на них и проч[ее].

 21-го окт[ября] я был, кроме того, дежурный по крепости, и накануне нам ничего не было известно об указе. Ввиду тревожного времени спал я полуодевшись не в спальне, а в кабинете. 22 окт[ября] около 7 1/2час[ов] утра получаю записку от коменданта с приказанием присутствовать в 8 ча[сов] утра в Труб[ецком] бастионе при освобождении по указу четырех арестованных. Наскоро одеваюсь и бегу в Труб[ецкой] бастион. На квартире завед[ующего] арест[антскими] помещениями[2] нахожу помощника прокурора СПб. окр[ужного] суда Васильева и подполковника СПб. губ[ернского] жан[дармского] упр[авления]. Васильев мне заявил, что на основании данного ему приказания (при этом он показал мне бумагу) он явился сюда, чтобы привести в исполнение Высочайший указ и освободить на основании указа четырех арестованных. После исполнения формальностей арестованных по одному стали приводить в квартиру Веревкина через потайную дверь из коридора верхнего этажа Трубецкого бастиона. Первым был введен молодой человек, еврей Нухим-Меер Гальперин[3]. Объявление Васильевым ему указа об освобождении произвело на него приятное впечатление и обрадовало. За ним были введены Хана Лувищук[4], София Виленкина[5] и затем Мария Смирнова[6]. На лицах последних двух, кстати сказать, довольно тупых, ничего не отразилось, и только на лице молодой девушки Лувищук пробежала едва уловимая тень радости. Из 24 чел[овек] освобождены были 4 чел[овека][7]. /.../ Я вышел на двор Трубецкого бастиона, чтобы сделать допуск на свидание. Было около 9 или 9 1/2 ч[асов] утра. Когда я подходил к выходной калитке, то увидел, что во двор Труб[ецкого] баcт[иона] вместе с лицами, пришедшими на свидание к арестованным, были впущены деж[урным] ун[тер]-оф[ицером] четыре или пять человек неизвестных лиц. Я пошел к ним навстречу. На мой вопрос, к кому они явились на свидание, неизвестные лица властно ответили, что они присланы сюда Союзом союзов[8] и представляют из себя комиссию, на обязанности которой возложено присутствование при освобождении арестованных и затем, если нужно, снабжение деньгами, одеждой, квартирами и медицинской помощью, что среди этой "комиссии" находится один присяжный поверенный (г.Зарудный[9]), один врач, один бывший помощник председателя Петер[бургского] окружного] суда и проч[ие]. При этом они показали мне записку (печатную на пишущей машинке) Союза союзов и заявили, что им разрешено присутствование и гр[афом] Витте. Я им твердо ответил, что к присутствованию при освобождении арестованных я не имею права их допустить и не допущу, что записка Союза союзов для меня не документ, что я такого учреждения не знаю и попрошу их всех удалиться за калитку, что и было ими исполнено. Неизвестные лица заявили, что если я им не верю, то я могу снестись по телефону с графом Витте, который подтвердит свое разрешение. Я заявил, что гр[аф] Витте для меня слишком большая персона, чтобы с ним сноситься, но что у меня есть свое ближайшее начальство, приказание которого я обязан исполнять в точности. Тогда члены Союза союзов, число которых возросло человек до 10-ти (были мужчины и женщины), попросили меня дать знать помощнику прокурора Васильеву, что они его ждут на улице и желают его видеть. Просьба их была мною удовлетворена и получен ответ, что когда он выпустит всех освобожденных арестованных, то к ним выйдет. Тем временем /.../я успел сходить к коменданту и доложить об этом происшествии. Комен[дант] приказал ни под каким видом во двор Трубецкого бастиона их не впускать. Наконец стали выводить на свободу арестованных. Первым вышел Гальперин {Его ожидал родной брат, помощник присяжного поверенного. [Здесь и далее в тексте -- прим. Иванишина. -- Публ.].}. Члены Союза встретили его с восторгом, обнимали и целовали[10]. Из Васильевских ворот высыпала толпа жен и детей ун[тер]-офицеров наблюд[ательной] команды и жандармских[11] и с любопытством смотрели на эту картину. Второю вышла Лувищук, которую ожидала сестра. Она была встречена также восторженно.

 "Посмотрите на это молодое, красивое лицо, -- обратился ко мне врач "комиссии" еврейского типа, -- на нем дышит жизнь, а ее томят в мрачной тюрьме, она олицетворение жизни и может сама дать жизнь нескольким человекам. Неужели у вас при виде этой картины не навертываются слезы? У вас, наверное, есть дети, вы должны переживать и чувствовать эту минуту".

 Наконец вывели и остальных двух освобожденных женщин, и вскоре из калитки вышел товарищ прокурора Васильев. "Комиссия" во главе с Зарудным приступила к нему. Васильев остановился у калитки; лицо его было взволновано и покрылось румянцем. Зарудный обратился к нему властно, требовательно, приблизительно с такими словами: "Я, Зарудный, от имени представителей Союза союзов требую от вас, чтобы вы дали мне категорический ответ, в точности ли исполнен Высочайший указ и нет ли таких арестованных, которые по указу Государя не освобождены. На нас лежит долг успокоить общество".

 Васильев ответил, что он может говорить только о том, что сам сделал и что из Труб[ецкого] баст[иона] он освободил, согласно данного ему предписания, четырех арестованных, а в остальных местах были другие исполнители.

 "Значит, вы категорического ответа нам дать не можете, -- заметил Зарудный. -- Нам известно, что Стародворский[12] томится в заключении двадцать два года и до сих пор не освобожден. Общество не будет успокоено, оно по-прежнему в тревоге, арестованные освобождены не все!"

 При этом члены Союза союзов демонстративно повернулись и удалились из крепости. Арестованные были освобождены в 11-м часу утра. Коменд[ант] об этом происшествии] написал 24 окт[ября] завед[ующему] полит[ической] частью Д[епартамента] п[олиции] г[осподи]ну Рачковскому[13], по-видимому, чтобы припугнуть членов Союза союзов. /.../