Нагулявшись вдоволь, возвращаюсь я снова в деревню и намереваюсь идти к трактиру. Но не зная местности, я ищу кого-нибудь, кто бы направил меня. Ни на улице, ни во дворах не видно ни одной живой души. Я стучу в одну, в другую дверь -- ответа нет. Среди бела дня, в деревне, насчитывающей до двухсот жителей, ни одного мужчины, ни одной женщины, ни одного ребенка, ни даже собаки. А возница, лошадь, экипаж! Они исчезли с лица земли! Я брожу по улицам взад и вперед и, наконец, через полчаса натыкаюсь на трактир.
Не сомневаюсь в том, что там находится мой возница, заказываю завтрак и закусивши прошу велеть вознице подавать.
-- Какому вознице?
-- Моему!
-- Я никого не видал!
-- Вы не видали экипажа, запряженного рыжей лошадью, и кучера с черными волосами?
-- Не видал.
-- Ведь я приказал ему ожидать меня здесь.
-- Так он может быть рядом, на постоялом дворе.
Служанка объясняет мне, как пройти до постоялого двора, и я отправляюсь.
Но не нахожу нужного поворота, блуждаю и снова не могу вернуться к трактиру. На улице опять никого.
Мне становится страшно! Страшно средь бела дня! Эта деревушка заколдована!
Я не решаюсь больше двинуться и стою, как вкопанный, на месте. К чему искать, когда в этом замешан чёрт?
Через некоторое время отыскивает меня наконец возница; мне совестно признаваться ему в моих неудачах и требовать от него объяснений, которые всё равно ничего не объяснят.
Мы снова приезжаем в Хогенес и перед крыльцом гостиницы лошадь споткнувшись падает на землю, как-будто ее кто испугал.
Мне указывают дорогу к копям, находящимся от гостиницы в пяти минутах ходьбы, и я отправлюсь пешком, уверенный, что уже теперь достигну своей цели. Иду десять минут, четверть часа, полчаса, давно уже вышел в поле, но не вижу ни одного здания, которое бы указывало мне на близость копей. Ровное поле тянется до бесконечности, и не видно ни хижины, ни живой души.
Злой дух несомненно играет со мной злую шутку! И я стою, как вкопанный, ничего не видя перед собой, не решаясь ступить ни назад, ни вперед.
Наконец я возвращаюсь в гостиницу, снимаю номер и ложусь на диван.
Через четверть часа мои грустные мысли прерывает нечистая сила. На сей раз молотком вколачивают гвозди. Не допуская возможности злых духов, вколачивающих гвозди, я приписываю это неприятному соседству неделикатных людей и особой неудаче, звоню, плачу по счету и отправляюсь на вокзал.
Ждать три часа! Это много при нетерпеливом характере, но выбора нет; что же делать! По истечении двух часов, проведенных сидя на скамье, проходит мимо меня хорошо одетая, красивой наружности дама и идет в зал первого класса. Походка этой дамы, всё её существо будит во мне какое-то воспоминание, и желая узнать, как она выглядит en face, я у двери жду, чтобы она вышла и опять прошла мимо меня. Прождав некоторое время, я вхожу в зал И-го класса.
Никого! К тому же нет другого выхода, нет уборной. Двойные рамы отнимают возможность предположить даже необыкновенный выход в окно.
Не ослеп же я? Ведь никто не может стать невидимкой? Эти вопросы приводят меня в отчаяние. Не с ума ли я сошел? Нет, врачи этого не находили. Следовательно, надо допустить чудо. Если верить Сведенборгу, то я проклятый, нахожусь в аду, и духи беспощадно немилосердно наказывают меня.
Свободное копирование
