15 февраля
Сольский сообщил мне, что бывший у него на днях Игнатьев очень жалуется на меня. По его словам, с великим князем дело уже идет на лад, но он опасается моего противодействия и дал понять Сольскому, что желательно было бы расположить меня в его пользу. Дмитрий Мартынович не подал вида, что понимает цель посещения Игнатьева, но, обдумав все хорошенько, решился поговорить со мной в видах моей собственной пользы. "Что вам за охота постоянно воевать с Игнатьевым; это может кончиться для вас очень дурно. Игнатьев наговорит на вас государю Бог знает что, и вы не будете иметь средств оправдаться".
"Конечно, это будет для меня чрезвычайно прискорбно. Но что же мне делать? Не могу же я действовать против совести. И в конце концов, что же сделают со мной в случае совершенного разрыва с Игнатьевым? Меня уволят от должности государственного секретаря и назначат членом Государственного совета".
"Бог весть, за это никак нельзя поручиться. Игнатьев и Ко могут навсегда погубить вас в глазах государя. Подумайте и о себе, и о той пользе, которую вы можете еще принести. Лучше не раздражать этих господ... Ведь, собственно говоря, политическое направление Игнатьева вовсе не дурное. Приемы его, правда, несимпатичны..."
"Несимпатичны до такой степени, что человек себя уважающий не может дружить с ним... Навязываться на новые ссоры я, конечно, не буду. Но не могу же я закрывать глаза на его проделки и потакать ему... Он желает теперь примирения. Положим, что и я пошел бы на это... Но кто отвечает вам, что недели через две, через месяц, не выкинет он какой-либо новой штуки, которая неминуемо поведет к новому разрыву?.. Нет, лучше буду я оставаться по-прежнему свободным, не связывая себе руки. А там будь что будет".
"Вы совершенно правы,-- сказал Сольский.-- Я думаю, что поступил бы точно так же на вашем месте. Я хотел только предостеречь вас от излишнего пыла".