15 декабря
Несмотря на натянутые мои отношения к Лорису, мне пришлось поехать к нему для объяснений по одному довольно серьезному делу. Он внес в Государственный совет представление по вопросу о порядке отбывания воинской повинности лицами, состоящими под надзором полиции по случаю прикосновенности их к социально-революционной партии. В существе своем вполне правильное, представление это страдает в отношении к подробностям проектированных правил и к самому приложению их. Желая предупредить напрасные споры в заседании по такому щекотливому делу, я поехал к Лорису и объяснил ему свои замечания.
Выслушав меня, он тотчас же понял, в чем дело, и сказал: "Замечания ваши я нахожу правильными и охотно с ними соглашаюсь. Но если в заседании будут возражения по существу дела, то я не уступлю ни одного волоска. Вы понимаете меня: речь идет об охранении особы государя. До сих пор мне удалось его уберечь, но за будущее никто отвечать не может. Раздайся снова какой-нибудь злополучный выстрел, и я пропал, а со мной пропала и система моя. От "новых веяний" (так окрестила вся журналистика либеральную систему графа Лорис-Меликова) мы перейдем опять чуть ли не к инквизиции".
Эти слова показались мне знаменательными: несмотря на весь блеск своего положения, Лорис не обманывает себя на счет своей шаткости. Окончив объяснения по делу, я хотел переговорить с графом относительно предположения великого князя просить государя о назначении к новому году двух новых членов Государственного совета, именно Любощинского и Ковалевского. Насчет последнего нужно было переговорить предварительно с Лорисом, потому что на Ковалевского, в качестве сенатора, возложено было обревизование некоторых губерний. Само собою разумеется, что нами не предполагалось отрывать его от ревизии раньше ее окончания, но все же без уговора с министрами внутренних дел и юстиции неудобно было бы докладывать о Ковалевском государю.
Когда Лорис услышал, что Ковалевского предполагается назначить членом Государственного совета, он вскочил со своего кресла и бросился меня обнимать. "Ну, спасибо вам,-- сказал он.-- Как я рад за Михаила Евграфовича. Вот будет настоящий член Государственного совета! Прелесть, а не человек. Да вы его хорошенько еще не знаете. Я изучил его близко в Верховной распорядительной комиссии. Когда все другие поддакивают или молчат, он преспокойно запустит руку в карман и говорит: "А я с вами не согласен, нужно сделать совсем не то, что вы предлагаете, а вот что". И окажется потом, что он прав. Побольше бы таких людей! Я хотел просить государя о назначении его генерал-губернатором. Хоть он и невоспитанный, да не беда. Ведь был же Сперанский генерал-губернатором Сибири. Теперь я отказываюсь от своей мысли. Он будет нужен в Государственном совете".
Слушая эти восторженные речи, я очень рад был за Лориса. С Ковалевским он не имел никаких связей; следовательно, ценил и любил его исключительно как умного, честного и прямого деятеля.
"Я не совсем понимаю вас, граф,-- сказал я наконец.-- Вот вы так отзываетесь о Ковалевском зато, что он человек правдивый и самостоятельный, а в то же время вы на меня дуетесь только за то, что я сказал вам правду и исполнил свою обязанность, оберегая права Государственного совета".
"Ну, полноте,-- сказал он.-- Кто старое вспомянет, тому глаз вон. Теперь мы с вами опять друзья и, надеюсь, не будем более ссориться".
"От души желаю этого",-- отвечал я. Затем, хотя граф очень любезно пригласил меня остаться завтракать с ним, я уехал в Совет, куда являюсь всегда за некоторое время до заседания.
В Совете я переговорил о предполагаемых членах с министром юстиции. Он был чрезвычайно рад за обоих и сказал, что лучшего выбора мы не могли бы сделать.
Свободное копирование
