Отец - 3

Пять лет отец не был дома, пять лет он не видел своего отца, мать, братьев. Душа его рвалась домой. Конечно, дом, именно его Дом, был в Потьме, а Славянка была временным пристанищем, где пока обитали родные ему люди. И отец помчался на Дальний Восток в Приморский край. Десять дней стучали колёса, десять дней трясся отец в переполненном вагоне, а душа его пела: «Живой! Живой! Живой!..» И мечталось пожить в мире, без всех этих пережитых ужасов войны, хотя бы лет пять для полного счастья. Это потом, спустя двадцать лет, отец вспоминал войну со смехом: и мамалыгу, и американскую тушёнку, и вшей, и единственного убитого им немецкого солдата… А пока в глазах стояли трупы вдоль фронтовых дорог, сгоревшие дотла деревни, развалины городов, груды искорёженного железа, бывшие когда-то танками и пушками, изрыгавшими смерть. Какое же это, наверное, счастье: возвращаться с войны живым! И с каждым днём пути война отодвигалась всё дальше и глубже на дно его памяти, а душа становилась светлее и чище, как вода в ручье, по которому только что прошли коровы колхозного стада. Впереди была долгая жизнь длиною в пятьдесят два года…

Страна лежала в руинах. Промышленность разрушена, в деревне нехватка мужских рабочих рук. Талонная система распределения продуктов и промышленных товаров в городах. Поэтому, чтобы прокормиться, надо было быть ближе к этим самым продуктам и товарам. И, прибыв в Славянку, отец устраивается на работу на местный хлебокомбинат. Хлебное место по всем статьям: тут тебе и хлеб, и дрожжи, и мука, и сахар. Работникам хлебокомбината официально разрешалось выносить по окончании смены одну буханку хлеба. Но люди находили лазейки и способы и выносили больше. И не только буханки хлеба. Не отставал от людей и Ваня Бородин. Впервые за много лет в дедушкиной семье наелись хлеба. Но однажды разнёсся слух, что милиция будет ходить по дворам и изобличать «несунов», т.к. воровство достигло критических масштабов. И дедушка, чтобы спасти Ивана, кормильца всей семьи, от тюрьмы, съел килограмм дрожжей, которые Иван принёс накануне с хлебокомбината. Милиция вроде бы так и не пришла, а дедушка отделался лёгким расстройством желудка. Но страху натерпелись. Мне кажется, именно с тех послевоенных голодных лет отец мой стал пользоваться непререкаемым авторитетом как со стороны своих младших братьев, так и со стороны родителей. Этот пиетет я наблюдал все последующие годы.

Этот ли случай с дрожжами послужил причиной-не знаю, но в июне 1948-ого года отец уволился с хлебокомбината и устроился на работу учителем физкультуры, рисования и черчения в местную семилетнюю школу, где и проработал до июля следующего года.

Жизнь в стране налаживалась. Отменили карточки, стали снижаться цены. И всё чаще и чаще стали приходить в голову моим героям мысли о возвращении на родину. Кто был инициатором-не знаю, скорее всего опять же Иван, но в конце концов эти мысли утвердились во всех головах. И воплотить в жизнь эту пока ещё мечту взялся, конечно, Иван, прошедший за свои неполные 26 лет, как говорится, огонь и воды, и медные трубы.

Летом 49-ого года отец снова в дороге. На сей раз путь его лежал на запад, в родную Потьму. Необходимо было оценить обстановку в давно не виданном селе, выхлопотать так называемый «вызов» всех Бородиных в родные места «в связи с нехваткой рабочих рук». Был и личный мотив: в Потьме оставалась Роза Сонина, на которую Иван Бородин «положил глаз» ещё до войны.

Приехав в Потьму, молодой солдат с медалями на груди произвёл должное впечатление и на Розу, и на председателя сельского Совета. Заручившись словом невесты и с «вызовом» в кармане неутомимый Иван  «полетел» на Дальний Восток. И здесь снова ходьба по кабинетам. Не так-то просто было в то время уволиться с работы или переехать с одного места на другое. Должна была быть очень веская причина, чтобы получить «открепление». Тем более, что Бородины проживали на Дальнем Востоке по «вербовке» и на определённый срок, наверное. Звеня медалями, отец мой из одного кабинета шёл в другой: «хлопотал». Дошёл аж до депутата Верховного Совета СССР во Владивостоке. И добился своего. В 1950-ом году Бородины снова поселились в Потьме и уже безвыездно прожили здесь всю оставшуюся жизнь.