2 августа 1920 г.
В малиновой гостиной заняты все стулья и кресла и сидят на ковре. Два окна закрыты ставнями, а на фоне третьего колючий, сутулый, в лиловой куртке -- Ремизов, он читает. И голос его звучит таинственно и уютно. Я слушаю с большим удовольствием и жалею, что нет рукоделья.
В большой столовой мы все "лозинята" сгруппировались в углу и углубились в маленький томик Леконт де Лиля. За столом: Чуковский, Пяст, Волынский, Гумилев, Оцуп, Георгий Иванов, Полонская. А у окна в большом и тяжелом, как он сам, кресле -- Лозинский читает свой перевод "Эриний".
Тишина. Изредка мы поднимаем головы, и мое потрясенное "здорово!" сливается с благоговейным "великолепно" Раи (все это шепотом!).
Затем в зале звонко взлетают отточенные рифмы. Это -- Гумилев.
Я сижу, широко открывая глаза. Все тело ноет, словно в синяках. Кожа изъедена комарами, исцарапана морскими камнями и сожжена солнцем. Вчера мы были в Тарховке. Поехали в субботу [31 июля] той же компанией.
Меня охватила непоседливость, и я отправилась одна открывать новые земли. Сперва шла по берегу, по шуршащему песку. Потом стал засасывать лес, и я завернула под сосны. Пел дрозд. Кололись иголки. Пахло смолой и дымом невидимого костра. Попадались окопы, блиндажи и проволочные заграждения.
Так я дошла до пруда, сплошь заросшего белыми лилиями. Мужественно опустила ногу в черную воду, она сразу ушла по колено. Под ступней словно змеи поползли стебли, вверх побежали пузыри, запахло гнилью, тлением, болотом. Я опустила вторую ногу. Ближайшие зеленые листья исчезли под водой, цветы закачались, ныряя и всплывая. Я рвала букет, а стебли, скользкие и тягучие, как резина, вырывались из пальцев и не хотели покидать черную воду.
Капля упала мне на щеку. По веткам зашептал дождь. Я вспомнила о наших на берегу и о своих туфлях. Круто сделав налево кругом, побежала назад.
-- Ада! Ада! -- зазвучали голоса. -- Иду-у-у! -- Вот и они... В руках ненюфары спутались с какими-то лесными цветами. Мы идем домой новым путем, плутая по просекам, прыгая через канавы, качаясь на срубленных соснах.
Уже темнело, когда мы все уселись за круглым столом в саду. Пока растапливали плиту и делали чай, мы улеглись на скамейке головами на колени друг к другу. М.Л. читал нам Henri de Régnier.
После чая решили идти на Разлив смотреть луну. Сели на мостках и затихли. Я спустила ноги вниз. Прямо из воды торчала мачта затопленной яхточки. Луна играла с тучами и бросала картинную дорожку на озеро.
Легли в 4-м часу. Следующий день гуляли. Я строила дом из морских камней: круглую башню. Лозинский сделал крышу из тростника и поджег. Стены остались нерушимы среди пепла и золы.
Нашли местное божество. Серое поваленное дерево с ноздрей на конце и большим рогом на лбу -- не то крокодил, не то исхудавший носорог. На нем вырезано: Е.Гнатенко. 15/VIII.1916 г. 15-го придем справлять день рождения Гнатенки!
