В мае месяце 1833 года мы поехали в Москву; одна из моих кузин, выходила замуж за очень богатого и знатного человека.
Свадьба эта сладилась совершенно неожиданно для всех нас и грустно удивила меня. Кузина, за неделю до решения своей судьбы, писала мне и с отчаянием говорила о своей пламенной и неизменной любви к другому, даже умоляла Марью Васильевну употребить свое влияние на брата, чтоб упрочить ее счастие браком, на который он не соглашался, потому что жених был беден. И вдруг, вслед за этим письмом, мы получаем другое письмо, с извещением об ее помолвке с богачом!
Грустно мне было ехать в Москву, где незадолго перед этим скончалась бабушка Прасковья Михайловна. Первый мой выезд был на ее могилу в Девичьем монастыре; -- как горько я плакала, как усердно молилась, чтоб Господь пресек и мою грустную жизнь; мне некого было оставлять, некого жалеть, одна лишь дружба Сашеньки бледно светилась мне в будущем. О родных нее я не думала... В одних только молитвах я находила успокоение.
Я не боялась смерти для себя; мне всегда казалось, что жизнь человека ограничена или по испытанию его, или по мере пользы, которую он может принести на земле; и если мое существование по предвидению бога не нужно для других, то он пресечет его. Я часто в этом смысле думаю о смерти и повторяю себе: "здесь кто-нибудь погрустит обо мне, а там уже многие ждут меня".
С волнением, с беспокойством ждала я первой встречи с кузиной; я не радовалась за нее, но оплакивала судьбу ее: я не понимала возможности выдти замуж любя другого, и такая свадьба мне казалась мрачнее бала без кавалергардов, -- сильнее этого сравнения и тогда не могла подобрать.
Но как выразить мое изумление, я не верила глазам и ушам своим, когда меня встретила кузина, не бледная, не исхудалая, не грустная, но веселая, цветущая, счастливая. Первое ее восклицание было: "представь себе, Catherine, вся Москва завидует моей участи, моим бриллиантам, а какой у меня будет кабинет! просто игрушечка; жених мой во всем советуется со мной".
И, смотря на нее бессмысленными глазами, мне в первый раз запала в сердце безотрадная мысль: стало быть, богатство и знатность могут заменить любовь? -- Мне сделалось невыносимо грустно: неужели, думала я, и мне суждено выдти замуж по расчету?
Свадьба была блистательная, молодые казались счастливыми, обеды и балы обыкновенной чередой сменялись один за другим. На прекрасном бале молодых мне пришлось протанцовать раза три с каким-то очень молодым человеком; мне его представили, я не расслышала его фамилии, да и не осведомилась о ней и после продолжительной мазурки, хотя разговор моего кавалера нравился мне проблесками чувства и наивного удивления, внушенного ему мною.
Мне грустно было не найти Сашеньки в Москве; частая переписка с ней упрочила нашу дружбу; я знала, однако же, что она скоро приедет и будет жить опять рядом со мной, у двоюродного брата своего Леонида Ло-на; я знала его только по похвалам, которые она расточала ему в своих письмах. Я ждала Сашеньку с нетерпением, заранее радуясь беседам нашим втроем, предполагая, что Леонид заменит нам Лермонтова, оканчивавшего тогда свое воспитание в Петербурге в школе подпрапорщиков и юнкеров; вопреки опасениям своей бабушки, он вступил и военную службу.
Свободное копирование
