За кулисами политики и литературы - 82

Наше Министерство иностранных дел было вообще гнездом неблаговидных и даже совершенно неправдоподобных сплетней. Вот еще один из примеров этого. В марте 1888 года граф Толстой препроводил ко мне следующее письмо, полученное им от Гирса: "Государю императору благоугодно было приказать мне сообщить вам телеграмму, присланную нашим послом в Париже: Boulanger a adrese Tatischeff et general Ignatiew une lettre les invitant a faire propagande en sa faveur dans la presse russe et me denoncant comme Allemand, vendu a Bismark. Intermediaire avec Boulanger certain Korwin-Krioukowsky [Буланже обратился с письмом к Татищеву и генералу Игнатьеву, предлагая им вести пропаганду в его пользу в русской печати и объявляя меня немцем, продавшимся Бисмарку. Посредником у Буланже некто Корвин-Круковской (фр.)]. Прибавлю к тому, что в особенности при настоящих обстоятельствах подобная пропаганда была бы весьма вредна".

Как все это было похоже на правду! Можно иметь самое невыгодное мнение о графе Игнатьеве, но чтобы согласился он послужить орудием генерала Буланже и еще по указаниям какого-то проходимца Корвина-Круковского -- что за чепуха! Граф Толстой считал необходимым исполнить желание Гирса, принять меры, но я решительно воспротивился этому: не странно ли было бы увещать редакции наших газет, чтобы они не распинались за Буланже, когда не обнаруживалось ни малейшего признака подобной агитации?

В течение нескольких дней, после того как получено было мной в Зальцбурге известие о кончине Каткова, я не мог оправиться от этого страшного удара. Надлежало, однако, подумать, в чьи руки перейдут "Московские ведомости". Такие публицисты, как Михаил Никифорович, родятся веками, было бы совершенно бесплодно мечтать о сколько-нибудь достойной замене его, но по крайней мере следовало озаботиться, чтобы газета сохранила усвоенное ею направление и чтобы новые руководители могли с твердостью и посильным уменьем служить государственным интересам. Но где же было найти их? Сколько я ни думал, вопрос этот представлялся мне неразрешимою загадкой, пока я не остановился на мысли, что если отошел от нас Катков, то сохранился полный состав его редакции; правда, эти люди никогда не были самостоятельными деятелями, они лишь в точности исполняли то, что требовал от них Михаил Никифорович, вполне усвоили себе его идеи, обладали недюжинными сведениями, -- зачем же было разорять это гнездо? Я видел немало примеров того, что значило побывать в школе Каткова и Леонтьева: на всех она оставляла неизгладимый отпечаток.

В этом смысле я написал И.Д. Делянову, и он отвечал мне, что вполне разделяет мое мнение. По возвращении моем в Петербург я узнал, что явилось несколько претендентов на арендование "Московских ведомостей", но ни один из них не отвечал непременному условию, которое неоднократно было выражаемо и самим государем в беседах его с министром народного просвещения, а именно, чтобы характер газеты по возможности не изменялся {История борьбы претендентов на аренду "Московских ведомостей" после смерти М.Н. Каткова изложена в воспоминаниях Е. М. Феоктистова дважды -- в конце гл. III и в гл. VII. Поскольку второй вариант этого рассказа является сокращенным изложением первого, мы его не перепечатываем, а замещаем основным, перенесенным (от абзаца "Решено было..." до "Никому из правительственных лиц...") на с. 172 -- 175 из гл. III. -- Примеч. ред. изд. 1929 г. }.

Решено было представить вопрос о "Московских ведомостях" на обсуждение комиссии, состав коей был следующий: Д.М. Сольский, И.А. Вышнеградский, М.Н. Островский, граф И.Д. Делянов, К.П. Победоносцев; приглашен был и я как начальник ведомства, которому подчинена печать.

Кем заменить Каткова? Никто не дал на это определенного ответа; только И.А. Вышнеградский заявил, что он считает долгом указать на писателя весьма талантливого, безупречного относительно своего образа мыслей, а именно на Голенищева-Кутузова; но ведь Голенищев пользовался известностью как весьма талантливый поэт, никогда не пускался он в область политики, не написал ни единой статейки, посвященной обсуждению общественных вопросов: на каком же основании можно было бы предположить, что он справится с возложенною на него задачей? Вышнеградский не настаивал.

Тогда я решился высказать, что если Катков скончался, то сохранилась в полном составе его редакция, подобранная им из людей образованных, способных, привыкших к журнальному делу, и которая, конечно, будет идти по следам своего бывшего руководителя; работать с Михаилом Никифоровичем было чрезвычайно трудно; каждая статья, заготовленная тем или другим из его сотрудников, подвергалась тщательному его просмотру; малейший неудачный оттенок в ней сильно раздражал его; словом, это были люди, как нельзя лучше вышколенные им. Почему же не остановить выбор на том или другом из них, но на ком же именно? Разумеется на Петровском, ибо и при Михаиле Никифоровиче он носил звание р_е_д_а_к_т_о_р_а "Московских ведомостей"; превосходил он своих товарищей тем, что по окончании курса в Московском университете подвергся испытанию на степень магистра, защитил диссертацию "Сенат при Петре Великом", за которую получил премию от Академии наук; затем начал читать лекции на юридическом факультете Московского университета, но так как он был обременен семьей, нуждался в средствах для жизни, то предложил свои услуги Каткову. Петровский был человек весьма уживчивый, спокойный, обладавший большим тактом; следовало безошибочно ожидать, что он сумеет сохранить при себе весь прежний редакционный персонал.