Арест и ссылка - 1

АРЕСТ И ССЫЛКА

 В Душанбе нам отвели небольшую квартиру из двух комнат в только что отстроенном двухэтажном доме на окраине города. Окна нашей квартиры выходили на гряду холмов, ранней весной сплошь покрывшихся пламенеющими тюльпанами. Весь городок представлял собой, в сущности говоря, большой кишлак, расположенный в предгорьях Тянь-Шаня на берегу очень бурной горной речки. Он весь утопал в садах и, в отличие от Ташкента, имел очень небольшую европейскую часть, всего две-три улицы. Среди русского населения было много ссыльных и бывших ссыльных, обжившихся и оставшихся на работе по окончании срока ссылки.

 Приехав в Душанбе, я нашла Николая Николаевича очень неустроенным. Институт влачил жалкое существование -- почти без кадров, зарплату выплачивали крайне редко, с интервалами в 2-3 месяца. Наладить работу при таких обстоятельствах было крайне трудно. В городе было неспокойно -- в окрестностях бродили отряды басмачей, совершавшие дерзкие налеты внутри города. Пограничные войска и милиция были брошены на борьбу с басмачами.

 Еще до моего приезда Николай Николаевич познакомился и подружился со строительным техником Николаем Васильевичем Емельяновым, который жил со своей семьей в бараках недалеко от нас. Глубоко верующий человек, он сумел организовать у себя на квартире нечто вроде молитвенного дома, куда собиралась небольшая группа верующих, конечно, под большим секретом. В Сталинабаде [Душанбе] в это время не было ни храма, ни священника; на кладбище лежало много неотпетых покойников к большому горю их родных и близких. Николай Николаевич довел до сведения ташкентского митрополита Никандра тяжелое положение верующих в Душанбе, и, когда я стала собираться к Николаю Николаевичу, владыка вручил мне Св. Евангелие для передачи ехавшему туда в ссылку некоему Ростовскому протоиерею в благословение на совершение в этих местах богослужения.

Приехав в Душанбе, я сообщила о своем поручении Ник[олаю] Николаевичу], и мы вместе оповестили об этом Н.В. Емельянова и собиравшуюся у него горстку верующих. Все были крайне обрадованы, так как приближалась Пасха, а в Душанбе ни разу еще не раздавалось ранее пасхальных песнопений. Однако найти ростовского протоиерея оказалось делом очень трудным. Мы знали только, что зовут его отцом Павлом (даже фамилию не знали) и что его сопровождает несколько монахинь, вместе с ним едущих в ссылку.

Приближалась Страстная, а поиски мои были безуспешны. В раздумье ходила я по улицам Сталинабада, вглядываясь в лица проходящих, как вдруг, однажды, уже на шестой неделе поста, в один из базарных дней я увидела в разношерстной толпе покупающих и торгующих двух женщин средних лет в белых платочках. "Они!" -- мелькнуло у меня в голове, и я бросилась вдогонку за ними. Схватив одну из них за рукав, я спросила, не они ли монахини из Ростова, приехавшие с о. Павлом. Женщины ответили утвердительно. Да, это они, а о. Павел сидит у развилки в ожидании пристанища, они же пошли искать квартиру. Торопясь и волнуясь, рассказала я им о поручении, данном мне м. Никандром, и о том, что их здесь давно уже ждут и что пристанище для них готово. Обрадованные неожиданной и столь чудесной встречей, отправились мы к месту, где поджидал монахинь о. Павел, а оттуда вчетвером пошли к Н.В. Емельянову. Тот тут же отвел о. Павла в приготовленную для него комнату, а монахини устроились отдельно, сняв себе хибарку у таджиков. К вечеру пришел Николай Николаевич, а на другой день в молельной у Н.В. Емельянова был установлен небольшой столик для совершения Литургии, и о. Павел начал свое служение под Вербное Воскресение.