В Ташкенте - 4

 В январе 1925 года на факультет общественных наук были приглашены новые силы: профессор гражданского права, довольно известный деятель партии кадетов А.М. Винавер; проф. Н.Д. Виноградов, доктор философии Оксфордского университета и большой специалист по философии Д.Юма, занимавшийся последнее время педагогической психологией; проф. В.А. Краснокутский, читавший уголовное право, и некоторые другие. Все эти люди были в Ташкенте "гастролерами" -- наезжали в Ташкент из Москвы и в сжатые сроки читали порученные им курсы. В.А. Краснокутский, старик далеко за 60 лет, очень бодрый для своих лет, быстро сдружился с Л.В. Успенским и В.М. Комаревским и часто бывал и у нас. Это был очень своеобразный человек, с большими религиозными интересами, "богоискатель". Как и Л.В. Успенский, он свысока смотрел на Церковь, как на нечто, пригодное только для удовлетворения религиозных потребностей людей примитивного склада, "не поднявшихся" до уровня высокой духовной жизни. Сам он считал себя "христианнейшим", "пневматиком", и проповедовал идеи, обличавшие в нем приверженца гностицизма в духе Маркиона. Чрезвычайно интересный собеседник, он проявлял большой интерес к антропософии и теософии, увлекался египетской мудростью, Трисмегистом, мистериями, йогами, легендами об Атлантиде, чуть ли не считал себя потомком древних атлантов.

 Таким образом, в окружении Л.В. Успенского были люди самых разнообразных религиозно-философских интересов: В.М. Комаревский, увлекавшийся в те годы антропософией Р.Штейнера; знаток мусульманской мистики в ее разнообразных течениях А.А. Семенов; гностик-пневматик В.А. Краснокутский; ищущий атеист Д.И. Барботкин. Ареной для публичных выступлений стало отчасти организованное при университете философское общество, скоро, впрочем, закрытое. А.А. Семенов прочитал там доклады об измаелитах, мистической мусульманской секте "старцев горы", и о мусульманских поклонниках сатаны. В.М. Комаревский сделал доклад о математической бесконечности по учению Кантора и о философии свободы в системе Р.Штейнера. Это то, что запомнилось. Был прочитан доклад о понятии бесконечности в философии Николая Кузанского.

 Ник[олай] Ник[олаевич] в общении со своими друзьями всегда отстаивал православную точку зрения. Он считал делом своей жизни показать, что Церковь -- совсем не примитив, что православие является хранительницей святоотеческих учений, глубина и богатство которых до сих пор еще как следует не усвоены. Вскоре от частных бесед он перешел к систематическому изложению основ православия. Уже на следующий год по приезде он в кругу нескольких лиц прочитал курс по истории догматических движений, показал глубокое религиозно-философское значение споров, вызванных возникновением ересей, и непревзойденную тонкость богословских понятий, созданных в процессе этих споров православной мыслью. Большое значение имел этот курс для В.М. Комаревского, который стал постепенно преодолевать свои антропософские увлечения, систематически изучать Добротолюбие, результатом чего явилась его работа: "Путь совершенной чистоты и молчания".

 Одновременно с этими, конечно, сугубо секретными, неофициальными занятиями, в довольно широком кругу велось углубленное изучение Евангелия. Раз в неделю кто-нибудь из этого общества выступал со словом на евангельскую тему. По идее это "Слово" должно было быть результатом самостоятельных углубленных размышлений над евангельским текстом, -- своего рода "медитацией", как называл его В.М. Комаревский, пользуясь антропософской терминологией, т.е. не рассуждением, а погружением в евангельское повествование. Это была очень интересная и духовно-полезная работа, она не только знакомила с Евангелием, но и заставляла глубоко вникнуть в него.

 Очень быстро в нашем доме появилась молодежь. Это были Юра Панкратов и Ал. Рябцев, иподиаконы митрополита Никандра, выразившие желание познакомиться и изучить круг богословских наук в объеме семинарского курса. Они часто приходили к Н.Н., который беседовал с ними, давал литературу, составил программы для самостоятельного ("заочного") изучения Основного богословия, нравственного богословия, учения о Церкви с подробными комментариями к ним и списком учебных пособий. Судьба этих двух юношей была различна. Юра Панкратов сын репрессированного полковника царской армии, скончался в возрасте 22-23 лет от чахотки. Это была чистая, бесхитростная, глубоко верующая душа. А.Рябцев, которого М. Никандр отстранил за какие-то проступки от иподиаконства, уехал в Ленинград, где проучился год в Богословском институте. Обладая некоторыми литературными данными, он сделался впоследствии журналистом, "корреспондентом ТАСС", как он себя рекламировал, и отошел от церковных интересов.

 Из Соловков для отбывания трехгодичной ссылки приехали Женя Щибровский, репрессированный за пропаганду католицизма, и Юрочка Базилевский, из известной дворянской семьи. Попал он в Соловки случайно -- за участие в какой-то богемной пирушке; в Соловках встретился с заключенными из духовных и приехал в Ташкент совершенно излечившимся от своих богемных увлечений, верующим человеком. Это был неглупый, интеллигентный юноша, женившийся на глухонемой девушке, беззаветно преданной ему. Она была скульптором из Ленинграда, кажется, тоже ссыльная. Жили они впроголодь, снимая комнату в старом городе, которую обставили с большим вкусом в восточном стиле, причем вся обстановка и декоративные украшения были сделаны Лидией из каких-то старых ящиков и тряпок. Появлялась она в очень эффектных платьях, сшитых на скорую руку из самых дешевых, но ярких материй, падающих красивыми складками (она была высокая и хорошо сложена). От постоянного недоедания Юрий заболел чахоткой -- она спасла его, откормив черепашьим бульоном, салом щенят и черепашьими яйцами.

 Через несколько лет, уже после нашего отъезда из Ташкента, Базилевский и Щибровский (они дружили) были снова репрессированы и погибли в лагерях.

 В кругу этой молодежи появились и девушки. Это были приехавшие из Уфы с письмом от еп. Андрея (Ухтомского) купеческая дочка Рая Пуртова, хорошенькая брюнетка, и дочь генерала Лида Мальцева, обе не могли устроиться ни на учебу, ни на работу в родном городе из-за своего неблагонадежного происхождения. Лида Мальцева, рослая блондинка, решила во что бы то ни стало выучиться на шофера, получить звание рабочего и потом поступить в ВУЗ. Но и на курсы шоферов ее не принимали, когда из анкетных данных выяснялось ее происхождение. Тогда Лида поступила к нам в домработницы (вместе с Раей готовили они обед и покупали провизию), прошла в профсоюз и через профсоюз поступила на курсы шоферов. Много неприятностей пришлось ей перенести, когда ее послали работать на грузовое такси: и ругань, и приставания. Это была девушка с твердым характером, впоследствии [она] подготовилась к поступлению в Автодорожный институт, который и окончила со званием инженера-автодорожника. Рая, довольно легкомысленное и пустое создание, вышла очень удачно замуж в Москве за научного работника, имела двух детей, но развелась с мужем. Лида и Рая познакомились с иподиаконами, а те познакомили их с другими верующими девушками из Сергиевской церкви (самой серьезной из них была Шура Кожушко, медицинская сестра). Так образовалась группа молодежи, с которой проводились занятия с целью расширения их умственного кругозора (все они были с семилеткой, но стремление к знанию, к духовному просвещению было большое). Было еще несколько юношей и девушек, посещавших наш дом, но это были основные, хорошо запомнившиеся.

 Так в Ташкенте Н.Н. нашел возможность как-то применять свои богословские знания, и хотя и было все это ущербно, но давало все же какое-то удовлетворение душе.

 Конечно, помимо этого, Н.Н. вел большую преподавательскую и административную работу в университете, печатал статьи в "Ученых Записках", в Советской энциклопедии и Энциклопедии права, изучал мусульманское право ("Вакуфы" и "Шариат"), но внутренне все же не это было для него главным: большее удовлетворение давало ему, как теперь принято говорить, его "хобби", его приватное дело.