Владимир Францевич Эрн -- "Францыч", как я его звал когда-то...
Помню незабвенные дни 1904--1906 гг., когда мы жили с ним в Москве в маленьком флигеле -- так страстно увлекаясь идеалами первоначального христианства и "нищенским" движением Франциска Ассизского.
Нам казалось, что можно жить и в Москве, как "птицы небесные".
Как сейчас помню, входят к нам петроградские гости: проф. Карташёв и свящ. К. М. Аггеев .
Оба поражены нашей "францисканской жизнью", и Константин Маркович, добродушно улыбаясь, говорит:
-- Вот вы какие "диогены"...
Эрн был философ Божией милостью. Но он жил не мозгом, а всем существом своим.
Начавшееся освободительное движение захватило его вполне. Он был христианином. Мне хочется сказать -- святым христианином, и потому должен был найти свою форму, религиозную, для участия в революции. И он нашёл её. По его плану началась организация так называемого Христианского братства борьбы. Помню, с какой радостью он отдавался этому религиозно-общественному служению.
На даче под Москвой была поставлена своя типография, в которой печатались воззвания . Первое из них было расклеено нами ночью по улицам Москвы -- и надо было видеть лицо Францыча, когда он с свёртком прокламаций, банкой клея и кистью в кармане уходил на это опасное предприятие!
Но ему казалась недостаточной "подпольная агитация". Параллельно с нелегальной деятельностью по его инициативе началось издание "Религиозно-общественной библиотеки", народного журнала "Стойте в свободе" и, наконец, организовалось Религиозно-философское общество памяти Вл. Соловьёва.
Особенно памятна мне поездка наша с ним в Петроград для подготовки "революционного выступления" Св. синода!!
Покажется смешным? Но, смеясь, хочется плакать от умиления -- потому что теперь, более десяти лет спустя, вспоминая это, я вижу перед собой не "наивного студента", а самого верующего, самого чистого человека, которого я знал когда-либо. Он верил в чудо, как святой или как ребёнок. Мы приехали к Мережковскому. Дмитрий Сергеевич всей душой присоединился к нам. Но помню, какое странное впечатление производил на меня Владимир Францевич с своим "воззванием к епископам" рядом с В. В. Розановым, приехавшим посмотреть на двух "чудаков" из Москвы ("один еврей, другой поляк" -- так отозвался потом об нас Василий Васильевич -- хотя и то и другое неправда), -- и главное -- Фёдор Сологуб, молча, точно колдуя, помешивавший щипцами угли в камине... Для окончательного "обсуждения вопроса" было назначено совещание у Перцова.
Были там все религиозно-философские "тузы": Мережковский, Гиппиус, Философов, В. В. Розанов, Тернавцев и др.
Прочли воззвание.
Мережковский стал говорить. Горячо, сильно, я бы сказал, вдохновенно. Но слишком громко. По тогдашним временам (дело происходило в меблированных комнатах) при открытых дверях говорить о свержении самодержавия было небезопасно -- и З. П. Гиппиус предусмотрительно сказала:
-- Надо говорить потише!
-- Я не могу говорить иначе!.. Закройте дверь, если это нужно.
Владимир Францевич говорил после Мережковского. Тихо. Не возвышая голоса. Но, когда он кончил, я видел, что Розанов и Тернавцев смотрят на него не спуская глаз, и я прочёл в них один и тот же вопрос: "Неужели можно в наше время так искренно верить в чудо?"
Розанов обозлился:
-- Никто вас не послушает -- скажут, молокососы приехали учить епископов.
А Тернавцев (чиновник особых поручений при Св. синоде) с недоброй улыбкой сказал:
-- Нет, эти чудеса не для нас. Мы тяжёлые птицы. Сели -- и отдыхаем. Нам не хочется лететь дальше. Попробуйте -- вы помоложе. Не хотите ли, я вам устрою свидание с Саблером? -- с явной иронией закончил он.
Мережковский вспылил:
-- Люди приехали с святым делом, им надо, чтобы их услышала Церковь, -- а вы лезете с Саблером!..
Владимир Францевич не свершил чуда. Епископы остались немы . Но он уезжал из Петрограда не с подорванной верой, а с твёрдым сознанием неизбежности долгой и упорной борьбы...
Владимир Францевич был чист, ясен, прозрачен. В этом была и сила его, и слабость. Он не мог "вместить" того внутреннего пути, который выражается в евангельских словах: "Если не умрёшь -- не оживёшь!" Он сам не шёл путём "смерти", путём "падений", путём вполне реальных грехов . И потому путь этот, страшный и тёмный, был для него "враждебен", и тот, кому выпадал на долю крест идти по нему, неизбежно сделался его врагом...
"Со святыми упокой, Господи, душу раба Твоего".
Я верую, что в отношении Владимира Францевича это сбудется.
Бугаев до сих пор не приезжал, -- с "мими"... опять канитель . Хлопочу с утра до вечера. Решил не приезжать. Из Петербурга приедут 5-го, 4-го [февраля] я буду в Сергиеве. Не "всем" нам незачем видеться. Может быть Вы даже найдёте нужным все приехать сюда, вместо того чтобы ехать мне. Тогда телеграфируйте, чтобы не разъехаться.
Карташёв Антон Владимирович (1875--1960) -- преподаватель истории русской Церкви в Санкт-Петербургской духовной академии (1900--1905), участник Религиозно-философских собраний (1901--1903), председатель Петербургского религиозно-философского общества (1912), обер-прокурор Синода (1917).