1895--1897
Мне вспомнилось, как в четвёртом классе гимназии мы трое были влюблены в одну гимназистку. И вот в один прекрасный день узнали, что младший из нас пользуется её взаимностью. Мы с завистью смотрели на товарища, а он делал притворно-равнодушный вид.
-- Тебя любят, а ты... ничего, -- упрекали мы его.
-- А что же мне делать, по-вашему, плясать? -- пожал плечами наш счастливый соперник.
И я, помню, вылепил:
-- Если бы она меня полюбила, я бы... я бы застрелился!..
Конечно, сказано было ужасно смешно: из-за чего же, в самом деле, "стреляться", коль скоро "любит"? Но это так соответствовало моей "страсти", звучало так сильно, что, по моему тогдашнему мнению, ничего лучшего я сказать не мог.
Осенью я почему-то вижу сны из гимназической жизни. Как будто бы я ещё учусь в гимназии и мне предстоит держать трудный экзамен: просыпаешься с головной болью и долго не можешь успокоиться.
Гимназические воспоминания, очевидно, залегли в душу навсегда, как тяжёлый, мучительный кошмар.
И неудивительно, нас ведь просвещали не на шутку: задавали переводы с латинского на греческий!
А учителя -- Боже, что это были за ископаемые! Такие экземпляры только и возможны за тридесять земель в тридесятом царстве.
Один, например, -- звали его Пётр Константинович, а по прозвищу "Пёс Скотиныч", -- взойдёт, бывало, на кафедру и безмолвно начинает ковырять в зубах. Операция эта длится минут десять и более.
Не выдерживаешь и начинаешь смеяться.
-- В угол! -- кратко говорит Пёс Скотиныч.
Покорно идёшь и из "угла" спрашиваешь:
-- Лицом или затылком?
Боже мой, какой подымается скандал:
-- Ты, аж, издеваешься, мошенник! Я, аж, тебе не болванчик... Лицом, лицом, мошенник!..
Великолепен был ещё законоучитель. За необыкновенный светло-рыжий цвет волос мы прозвали его: "Жёлтый".
Его страсть была -- остроумие.
В таком роде, например:
Спрашивает "Жёлтый" ученика о свойствах Бога-отца. Ученик путает и перечисляет свойства Бога-сына.
"Жёлтый" не перебивает, даёт ответить до конца, потом улыбается и говорит:
-- Я тебя про Фому, а ты про Ерёму!
Вот как учили нас...
Но вот в чём вопрос: намного ли изменилось в некотором государстве школьное преподавание за эти годы?
Вопрос страшно серьёзен. Гораздо более серьёзен, чем думает большинство. Плохая школа может быть наполовину виной тому, что вырастают плохие люди.
Вот в гимназии бывало. Тянется скучный-прескучный урок, какого-нибудь латинского языка. Кажется, конца ему не будет. Читать не позволяют, в окно смотреть тоже, на потолок тоже, слушать не хочется, думать не хочется.
И вдруг откуда ни возьмись мышонок.
И в классе сразу переполох. Точно электрическая искра упала. Вскакивают, шумят, сдвигают парты, толкают друг друга.
-- Под печку, под печку убежал!
-- Нет, за доску!
-- Фёдор Иванович, позвольте доску отодвинуть...
-- Да убежал, говорят тебе...
В другое время, поверьте, этому "событию" никто бы не придал значения, но скучающее внимание набрасывается на всякое живое впечатление и реагирует на него не с той силой, на которую оно имеет "объективное" право, а пропорционально своей скуке и усталости.
Гимназия оставила во мне самые грустные воспоминания.
Когда мы учились, было тяжело, жутко, часто до боли обидно за многое. Но теперь, когда я "вспоминаю" прошлое, мне кажется чем-то преступным, совершенно непростительным та система "воспитания", которая к нам применялась.
Так невыразимо жаль времени, сил, здоровья, которые были убиты, выброшены в печку, изучением ненужного хлама и этими скучными, бесконечными уроками.
Помню, я долгое время "обходил" московскую первую гимназию, в которой учился до пятого класса, до того противное какое-то чувство вызывало во мне это неуклюжее грязно-жёлтое здание. Я думаю, каторжанин с меньшим отвращением вспоминает о тюрьме, выйдя на свободу, чем я -- "дом", в котором меня "воспитывали".
Частная гимназия, в которой я "завершил" своё среднее образование, менее тяжёлый осадок оставила во мне. Но всё же не убавила, а прибавила чувства обиды за прошлое.
И вот теперь, когда приходится слышать о каких-нибудь "нововведениях" в средней школе, так живо вспоминаются мне душные классы, бессмысленные уроки, придирки, казёнщина и наши волненья по поводу всякого новшества, так или иначе изменявшего нашу школьную жизнь.
Боль неудовлетворённых стремлений мне глубоко понятна. Кто из нас -- каждый по-своему -- не переживал непонимание окружающей среды?
Когда я был подростком, мои родные мечтали почему-то, что я буду дипломатом! А я мечтал о монастыре...
Легко представить себе, насколько внутренние переживания соответствовали стремлениям окружающих!
Свободное копирование
