Autoren

1427
 

Aufzeichnungen

194041
Registrierung Passwort vergessen?
Memuarist » Members » Lyudmila_Shelgunova » Из далекого прошлого - 11

Из далекого прошлого - 11

25.12.1848
С.-Петербург, Ленинградская, Россия

   Когда к зиме все съехались в Петербург, к нам явился Шелгунов и стал бывать часто. Отец у меня был строгий, суровый немец, и мы все поголовно его боялись. Будь он домоседом, мы были бы совсем несчастны, но он любил вист и преферанс. До обеда он сидел в департаменте, после обеда ложился спать, а вечером уходил куда-нибудь играть в карты и возвращался часа в два, в три. Шелгунов вместе с нами боялся старика, и по вечерам, поднимая руку к звонку нашей двери, он задавал себе только один тревожный вопрос: "А что, если Петр Иванович дома?" Мать мою он не боялся, хотя зачастую негодовал на нее за то, что она напоминала ему, что он мне дядя и более ничего. К Масальским ездить он не любил и откровенно написал мне, почему не любит. "Я не могу быть,-- писал он <из Петербурга зимой 1848 года>,-- у тех людей, которые не видят во мне человека, которые полагают, что человек может быть человеком вполне только с сорока лет или с чина коллежского советника, и сортируют людей по чинам и летам. Будьте уверены, что человек, понимающий вещи таким образом, только далекое подобие человека, а не человек. Дурачье, они думают, что старость заслуга человеку,-- как будто бы они не знают, что старых ослов много на свете, но их никто не ценит. Масальский, Калашников и ваш папенька не уважают меня как молодого человека, а я не уважаю их, потому что не вижу в них людей,-- не вижу в них разумности и не считаю их выше себя за то, что они родились раньше меня на сорок лет. Вот причина, почему я не хочу быть у Масальских".

   Моя няня, Оля, которая зорко следила за Николаем Васильевичем, раз утром пришла к моей матери и ехидно спросила:

   -- А разве Людинька у нас невеста?

   -- Нет.

   -- Так отчего же Николай Васильевич целует у нее руки?

   Этот донос, как я называла это сообщение тогда, произвел объяснение, вследствие которого Николай Васильевич заявил, что ходить к нам в качестве дяди он не желает, и написал мне <той же зимой из Петербурга> следующее, далеко не сдержанное письмо:

   

   "Благородство, чистота поступков, правда и желание добра ближним должны быть основанием действий человеческих; кто поступает иначе, тот не имеет права на уважение и не смеет претендовать на ум и доброту... Причины посещений моих в последние три года дома вашего папеньки были для всех ясны; известные причины дают известные результаты,-- ваша маменька должна была знать это, и, разумеется, она знала, к чему приведет меня знакомство с вами. Вчерашний поступок ее со мною ниже всякой критики, относительно меня он черен по злости действия, а относительно вас он замечателен по безрассудству действий. Ваша маменька видела, что я люблю вас, но, кажется, она не умела понять, что любовь чистая, основанная на благородстве чувствования и уважения любимого существа, приводит человека к мысли о необходимости соединения с ним союзом, более твердым родственного знакомства.

   Если по природной, беспечности своего характера, по глубокому эгоизму своему и по непривычке рассуждать и глядеть вперед несколько далее своего носа и сегодняшнего дня Евгения Егоровна не хотела и не умела понять этих вещей, то, по обязанности матери, она должна была понять их и своевременно принять меры, которые разорвали бы наше знакомство и не завлекли бы меня так далеко. Евгения Егоровна уверяет целый свет, что в ней много материнского чувства, но, ради святого Николая, скажите, где это чувство относительно вас? Не в желании ли нарядить вас как куклу, выставленную напоказ зевающей и глупой толпы в окне игрушечной лавки? Не в хитро-радостной ли улыбке и глупо-животном самодовольстве при взгляде на толпу дурандасов, окружающую вас и восхищающуюся вашими телесными достоинствами без способности понять вашу прекрасную душу, ваше прекрасное сердце? Наконец, не в заботливости ли о вашем будущем, для которого Евгения Егоровна не сделает и полушага? Где же это чувство, скажите? Может быть, в тех высоких нравственных правилах, которые, как результат опытности Евгении Егоровны, не годятся ровно ни для кого и должны остаться тайной Евгении Егоровны, потому что за подобные истины, сказанные вслух, закидывают грязью, забрасывают каменьями. Нет, Людинька, не в подобных вещах проявляется материнское чувство. Прежде всего оно должно излиться в нравственном образовании своих детей, в раскрытии им мира души и возбуждения в них сознания о необходимости жить умом, душою и сердцем на основании закона благородных, чистых побуждений и нравственных человеческих правил. Вы помните, вероятно, слова вашей маменьки на мой вопрос: "Могу ли я посещать ваш дом?" -- на основании того закона, который я чувствую глубоко и который в настоящее время составляет цель моей жизни. Вы знаете, что я могу быть у вас, я мог быть вашим дядей четыре года назад,, но теперь быть им не могу,-- или я ваш жених (на условии обеспечения вас на случай моей смерти или нежелания вашего жить со мною), или я никто -- человек, вовсе не знакомый; иначе поступить не могу. Мы с вами должны расстаться, вы это сами понимаете. Прощайте, Людинька, не забудьте, что во всех действиях своих человек должен предлагать себе вопрос: "К чему это, добро это или зло, подло или благородно я буду действовать, поступая таким образом?" Я предложил себе этот вопрос вчера, обдумал свои действия сегодня утром и решил, что я должен поступить таким образом. Прощайте, Людинька, еще раз, дай бог, чтобы мы встретились еще когда-нибудь s жизни, а теперь мне не суждено видеть вас,-- я вам чужой, даже незнакомый, потому что не могу быть у вас на тех условиях, на которых хотел бы быть у вас. Прощайте, Людинька, прощайте. В душе ваш друг, а для людей и для приличия ваш покорный слуга".

14.05.2021 в 11:48


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Rechtliche Information
Bedingungen für die Verbreitung von Reklame