После того, как я описанным выше способом был признан „невменяемым" и следствие по моему делу было прекращено, что называется, „на самом интересном месте", я еще сравнительно немалое время продолжал находиться в стенах „внутренней тюрьмы", испытывая вместе с другими все связанные с этим стеснения и неудобства.
И лишь, кажется, в начале апреля 1951 года меня посадили сначала в „воронок", из него пересадили в одну из тесных и неудобных, до отказа набитых людьми клетушек „столыпинского" арестантского вагона и повезли в неизвестном направлении.
Сколько ни добивался я узнать, куда именно и с какой целью меня везут, мне так и не сказали об этом ни слова, ни полслова. Поскольку в их глазах, формально, я уже был „психом", разговаривать со мною по-человечески более не полагалось. Не полагалось и объяснять цель поездки.
Довезли нас до ст. Рузаевка и оттуда под конвоем повели пешком в расположенную не так близко от станции пересыльную тюрьму. В ней я провел всего сутки и за время пребывания там перевидал довольно большое количество едущих в Сибирь, в ссылку, латышей, литовцев, эстонцев. А еще немного спустя сюда присоединили большую группу ссылаемых в Сибирь „хохлов" — украинских националистов всех мастей и оттенков. Надо думать, все они в той или иной мере были заподозрены в „сотрудничестве" с немцами во время оккупации Украины.
Недаром же в те годы широко бытовала среди политзаключенных известная песня — совсем по Лебедеву-Кумачу: „...Человек проходит как хозяин по этапам родины своей..."
Литовцы, надо сказать, невыгодно (в моих глазах) отличались тем, что были как на подбор своего рода фермерами. Все это были такие крепенькие и плотные, коренастые мужички, оторванные от семьи и своего достаточно, вероятно, сильного индивидуального хозяйства и ехавшие в Сибирь, надо полагать, без особого удовольствия. Наблюдая их, я вспомнил нашумевший в свое время рассказ Конст. Федина „Трансвааль". Все они чем-то напоминали мне фединского „Сваакера". Латыши же и эстонцы были народ, во-первых, более пролетаристый, городского типа, а, во-вторых, более интеллигентный.